Долг. Мемуары министра войны
Шрифт:
Повесив трубку, я замер в кресле за письменным столом. Боже мой, что я наделал? О чем я только думал? Да, конечно, после почти сорока лет брака Бекки поддержит любое мое решение и все его последствия для наших двоих детей, но почему-то мне было страшно рассказать жене.
Джош Болтен, бывший начальник Административно-бюджетного управления, ранее в этом году сменивший Карда на посту главы администрации Белого дома, позвонил мне несколько дней спустя, чтобы удостовериться в моих намерениях. Он спросил, нет ли у меня каких-либо этических возражений, способных обернуться проблемами – скажем, по поводу найма нелегальных иммигрантов в качестве нянь или домработниц. Я решил слегка отыграться на нем за свои душевные метания и сообщил, что за нашим домом присматривает экономка-нелегалка. Правда, прежде чем его хватил удар, я успел прибавить, что у нее есть грин-карта [4] и совсем скоро она должна
4
Грин-карта – в США удостоверение личности, подтверждающее вид негражданина на жительство и предоставляющее право на трудоустройство.
Болтен сказал, что нужно назначить дату для личной беседы с президентом. Я ответил, что скорее всего смогу вырваться в Вашингтон на ужин в воскресенье, 12 ноября. Но президент не захотел ждать так долго. Джош прислал мне 31 октября электронное письмо с приглашением приехать утром в воскресенье, 5 ноября, на ранчо Буша в окрестностях Кроуфорда, штат Техас.
Условия встречи, сформулированные заместителем главы администрации Белого дома Джо Хейгином в письме по электронной почте, были весьма конкретными. Мне полагалось пересечься с ним в восемь тридцать утра в Макгрегоре, штат Техас, – это примерно в двадцати минутах езды от ранчо. Местом рандеву назначалась парковка у продуктового магазина «Брукшир бразерс»; Джо написал, что будет сидеть в белом «додже-дуранго», припаркованном справа от входа. Форму одежды он обозначил как «ранчо-кэжуал» – футболка и свободные брюки или джинсы. Знаете, вспоминая свои собеседования как с президентом Бушем, так и с президентом Обамой, я не могу отделаться от мысли, что в них было больше романтики «плаща и кинжала», чем в моей многолетней карьере в ЦРУ.
Я никому не рассказывал, что происходит, кроме Бекки, естественно, и кроме отца президента, экс-президента Джорджа Буша-старшего (сорок первого президента США, он же Буш-41), с которым я хотел посоветоваться. Именно благодаря ему я вообще появился в Техасском университете, когда в 1999 году стал временным деканом Школы государственного управления и государственной службы Джорджа Буша-старшего. В итоге обязанности, сулившие необременительную нагрузку на несколько дней в течение девяти месяцев, растянулись на два года и в конце концов завершились моим президентством в университете. Бушу не хотелось отпускать меня, но он понимал, что долг перед страной важнее долга перед университетом. Думаю, кстати, ему было приятно, что его сын остановил свой выбор на мне.
В назначенный для встречи с президентом день я выехал из дома около пяти утра. Назовите меня старомодным, но я счел, что пиджак и брюки больше подходят для общения с президентом, чем спортивная рубашка и джинсы. Местный «Старбакс» еще не открылся, так что первую часть моего пути, занявшего примерно два с половиной часа, глаза у меня отчаянно слипались. Всю дорогу я размышлял над вопросами, которые необходимо задать, и над ответами, которые мне предстоит давать, над серьезностью вызова, над тем, как изменится наша с женой жизнь, над плюсами и минусами должности министра обороны. Не помню, чтобы испытывал какие-либо сомнения в своих силах, – возможно, просто потому, что категорически не представлял, насколько печально положение дел. Впрочем, я сознавал, что от меня потребуется в первую очередь: большинство американцев не верили в возможность переломить ситуацию в Ираке и изменить политический климат в Вашингтоне.
Еще во время поездки я думал о том, как странно ощущать себя членом этой администрации. Я никогда ранее не беседовал с нынешним президентом. Я не участвовал в избирательной кампании 2000 года, и никто меня не просил в ней участвовать. Я практически не поддерживал контактов ни с кем в администрации Буша в годы его первого срока и был немало растерян, когда мой близкий друг и наставник, Брент Скоукрофт, ввязался в публичный спор с администрацией относительно войны в Ираке. Да, с Райс, Хэдли, Диком Чейни [5] и другими я был знаком на протяжении многих лет, но ведь мне предстояло присоединиться к группе людей, которые вместе прошли через события 9/11, которым выпало воевать в двух войнах и которые шесть лет состояли в одной команде. Я для них был посторонним.
5
Чейни Ричард (Дик) – политический деятель, министр обороны в администрации Дж. Буша-старшего, вице-президент при Дж. Буше-младшем; самый влиятельный вице-президент в истории США, по оценке газеты «Вашингтон пост».
Тайное рандеву в Макгрегоре обошлось без накладок. Когда мы подъехали к ранчо, я воочию увидел, насколько строже стали меры безопасности после событий 9/11. Мне и прежде доводилось посещать президентские резиденции, и все они усиленно охранялись,
Мы обменялись любезностями, и президент приступил к делу. Начал он с важности успеха в Ираке, заявил, что нынешняя стратегия неэффективна, следовательно, необходим новый подход. Он сказал, что всерьез обдумывает существенное увеличение численности американского контингента для обеспечения безопасности Багдада. Потом поинтересовался моим опытом работы в Группе по изучению Ирака (подробнее о ней чуть позже) и моим мнением относительно увеличения численности наших войск. По словам Буша, он размышлял о смене военного руководства в Ираке и присматривался к генерал-лейтенанту Дэвиду Петрэусу. Ирак, очевидно, занимал все мысли президента, но он также коснулся ситуации в Афганистане и ряда других проблем национальной безопасности, в том числе Ирана и политического климата в Вашингтоне; затем кратко описал свои принципы управления – в частности, упомянул, что ожидает полной искренности от старших советников. Когда президент со значением произнес, что его отец не знает о нашей встрече, я ощутил неловкость, но не стал его разочаровывать. Совершенно ясно, что он не советовался с отцом насчет моего потенциального назначения; что бы ни утверждали позднее злые языки, Буш-41 никакой протекции мне не оказывал.
Президент спросил, есть ли у меня вопросы или какие-либо соображения. Я ответил, что в моей повестке дня пять пунктов. Во-первых, Ирак: на основе информации, собранной Группой по изучению Ирака, я считаю увеличение численности войск необходимым, но продолжительность пребывания нашего контингента в этой стране должна быть тесно увязана с конкретными действиями иракского правительства, прежде всего – с принятием ключевых законодательных инициатив, способствующих примирению противоборствующих сторон и обеспечению национального единства. Во-вторых, я выразил глубокое беспокойство по поводу Афганистана: на мой взгляд, мы им пренебрегаем, уделяя слишком много внимания тому, чтобы создать эффективную центральную власть в стране, которая никогда ее, по сути, не имела, и игнорируем положение дел в провинциях, областях и племенах. В-третьих, я подчеркнул, что, с моей точки зрения, ни армия, ни корпус морской пехоты недостаточно многочисленны для решения задач, которые перед ними в настоящее время ставятся; следовательно, нужно больше людей. В-четвертых, я упомянул о «раскрытии кубышки» и привлечении Национальной гвардии и резервистов – в конце концов, большинство мужчин и женщин записываются в Национальную гвардию, предполагая, что их ожидают ежемесячные тренировки и занятия в летних учебных лагерях, а также призыв в случае стихийных бедствий или национального кризиса; вместо этого их превратили в армейские подразделения и отправляют служить по году и более в самых опасных местах, причем нередко это происходит на регулярной основе. Я сказал президенту, что, по-моему, такая практика чревата негативными последствиями для семей и для работодателей, и с этим нужно что-то делать. Он не возразил ни словом по поводу гвардии. Наконец я заявил, что не могу считаться экспертом и не являюсь в полной мере информированным, однако то, что я слышал и что читал, убеждает меня в следующем факте – Пентагон закупает слишком много оружия, больше подходящего для «холодной войны», чем для двадцать первого столетия.
Мы проговорили около часа, затем президент подался вперед и спросил, остались ли у меня какие-то вопросы. Я сказал, что нет. Тогда он криво улыбнулся и спросил: «Чейни?» Когда я скопировал его улыбку, он произнес: «Важная персона, очень важная, но всего одна». Я сказал, что поддерживал хорошие отношения с Чейни, когда тот занимал пост министра обороны, и надеюсь, что это пригодится. Президент же заметил, что знает, как я люблю Техасский университет, но страна нуждается во мне. И спросил, готов ли я принять обязанности министра. Я ответил – да.
Он весьма откровенно беседовал со мной о многом, в том числе о вице-президенте, и явно ожидал с моей стороны не меньшей искренности. Если коротко, я ушел от него в уверенности, что от меня как от министра потребуется говорить именно то, что думаю; отлично – уж с этим-то проблем наверняка не возникнет.
Обратная дорога в университет промелькнула незаметно. Добрых две недели статус министра обороны оставался не более чем шансом, возможностью, которая, как я отчасти надеялся, никогда не реализуется. После разговора с президентом, пусть никто не велел мне паковать вещи, я осознал – все изменилось.