Долгий '68
Шрифт:
Активистская деятельность сама по себе иногда втягивала радикалов в то, что консерваторы называли затянувшейся юностью – в период, отмеченный сбоем традиционных обрядов инициации. Выходец из рабочего класса, который родился в 1940-м, выпадал из традиционного ритма жизни, если не мог пройти медицинскую проверку на пригодность к военной службе в конце 1950-х. В начале 1968 года психолог посоветовал бы ему «повзрослеть», а когда он, возможно, пытался сделать это, студенческие беспорядки опять переворачивали все с ног на голову. В конце концов, он поступал на новый факультет в Университете Париж VIII в Венсене, который был создан soixante-huitards как раз для людей без квалификаций. Такой персонаж мог оставаться студентом, даже если ему было далеко за тридцать [113] .
113
Nicolas Daum, Mai 68: Des R'evolutionnaires dans un Village Parisien, 20 Ans Apr`es (1988);
Некоторые историки разбивают поколение 68-го на отдельные «когорты». В Швейцарии в 1967 году 70 % радикальных активистов были моложе двадцати пяти лет. Между 1968 и 1970 годами этот показатель упал до 62 %, вероятно, из-за того, что активисты повзрослели. Однако в 1971–1973 годах он снова подрос до 75 %. Скорее всего, это произошло из-за того, что волнения 1968 года радикализовали новые группы молодежи. Однако между 1974-м и 1976-м снова был зафиксирован спад – до 54 % [114] .
114
Nuno Pereira, Renate Sch"ar, 'Soixante-Huitards Helv'etiques: 'Etude Prosopographique', Le Mouvement Social, 239, 2 (2012), pp. 9–23.
Некоторые участники событий 68-го со временем все охотнее начинали идентифицировать себя в поколенческих терминах. Иногда их восприятие собственной жизни менялось под влиянием того, как их изображали другие. Определенная «аполитичность» того поколения – или, точнее, отсутствие у него очевидных связей с крайне левой политикой – поначалу отталкивала «людей 68-го», но позднее, напротив, стала казаться им чем-то вполне приемлемым. Даже те, кто отошел от политических убеждений молодости, по-прежнему ассоциировали себя с обобщающим образом своего поколения. Например, Даниэль Кон-Бендит с каждым годом делал все больший акцент на том, что он принадлежит к «поколению 68-го». И это объяснимо, поскольку ему нужно было подчеркнуть свою последовательность в тот период, когда, совершив политический кульбит, он вдруг включился в электоральную политику. В Германии, где после 1968 года радикализм распался на множество течений, к понятию поколения обращались ради хотя бы внешнего восстановления единства и взаимоуважения в левой среде. Так, Клаус Хартунг, бывший студенческий активист, начал говорить о «поколении 68-го» в 1978 году, когда пытался объединить часть левых сил [115] .
115
Anna von der Goltz, 'Generations of 68ers: Age-Related Constructions of Identity and Germany's "1968"', Social and Cultural History, 8, 4 (2011), pp. 473–91.
Беби-бум и старшее поколение
Поколенческие трактовки 68-го тесно связаны с понятием послевоенного беби-бума. После 1945 года, когда мужчины вернулись домой с фронтов, показатели рождаемости резко подскочили как в Северной Америке, так и в большей части Западной Европы. В Германии и Италии, однако, дела обстояли иначе. В этих странах рождаемость росла раньше, в 1930-е, отчасти из-за того, что политика государства была направлена на ее повышение. В Германии нацизм и война сформировали особенно сложную модель поколенческого размежевания ( см. главу 6 ).
Послевоенный беби-бум целесообразно рассматривать в свете тех событий, которые ему предшествовали. Страны, его пережившие, – а именно Великобритания, Франция и США – в 1930-е испытали заметное снижение рождаемости, вызванное экономической депрессией. Родившийся в 1936 году французский историк Жан-Мари Берсе отмечал, что у беби-бумеров была юность, «совершенно непохожая на юность нашего поколения». По свидетельству Берсе, он и его современники испытывали трепет перед старшими, по крайней мере отчасти вызванный тем, что взрослые в те времена заметно превосходили их числом [116] . Появившихся на свет в 1930-е постоянно преследовали воспоминания о безработице и лишениях, которые омрачили их детство. Они ценили безопасность и с пониманием относились к рутинной регулярности – в отличие от тех, кто, будучи на несколько лет моложе, считал ее тяжким бременем. В 1950 году социологи, опрашивавшие группу британцев 1932 года рождения, с удивлением обнаружили, что многие из их восемнадцатилетних респондентов уже устроились на постоянную работу и собираются оставаться на своем месте всю жизнь [117] . Разумеется, это не значит, что рожденные в 1930-е годы враждебно относились к 68-му: напротив, многие из них, в первую очередь молодые преподаватели университетов, сочувствовали протестам. Однако привычные роли здесь явно поменялись. Сорокалетние в 1968 году чаще были ведомыми, чем ведущими: смелость молодого поколения вызывала у них смесь ужаса и восхищения.
116
Agn`es Callu, 'La Socialisation des Historiens de l' Intra-Histoire au Profil Scientifique, 69–88', Agn`es Callu (ed.), Le Mai 68 des Historiens: Entre Identit'es Narratives et Histoire Orale (2010), pp. 69–88, p. 74.
117
R.F.L. Logan, E. M. Goldberg, 'Rising Eighteen in a London Suburb: A Study of Some Aspects of the Life and Health of Young Men', British Journal of Sociology, 4, 4 (1953), pp. 323–45.
Но далеко не все молодые радикалы в 1960-е определяли себя через конфликт со старшим поколением. Наоборот, некоторые считали, что принадлежат к политической традиции, корни которой связывают их с прошлым. Серж Жюли родился в 1942 году, но свой активистский опыт отсчитывал с демонстраций, организованных коммунистами против конституции де Голля в 1958-м. Он посещал лицей Тюрго и считал своих педагогов пропагандистами подрывных идей, а не адептами политической ортодоксии. Сильное влияние, в частности, на него оказал Пьер Хальбвакс, который позже сыграл заметную роль в кампании по защите активистов, арестованных в ходе протестов 1968-го. Хальбваксу, родившемуся в 1916 году, было около сорока, когда Жюли учился у него. Стоит также отметить, что во время оккупации он вместе со своим отцом, историком Морисом Хальбваксом, родившимся в 1877 году, был депортирован коллаборационистскими властями. Причиной послужил их публичный протест против казни вишистами Виктора Баша, приходившегося тестем Морису и дедом Пьеру. И Баш, и Хальбваксы отстаивали радикализм, проистекавший из дрейфусарских кампаний конца XIX века.
Кинорежиссер Ромен Гупиль родился в 1951 году, но даже он не считал протесты 1960-х восстанием против конформизма 1950-х. Наоборот, Гупиль заявлял, что «невозможно понять 1968 год, если не принять во внимание предшествовавшую ему мобилизацию, которая подпитывалась антиколониальными настроениями». Свое собственное политическое пробуждение он относил к четырнадцати или пятнадцати годам. При этом Гупиль добавлял, что считал себя наследником более ранней традиции: «Я мыслил категориями 1870-го» (то есть года Парижской коммуны). Он отделял политический авангард, к которому принадлежал, от поколения беби-бумеров, воспитанного на «карманных деньгах, чартерных рейсах и рок-музыке» и «одержимого стремлением к сексуальному освобождению» [118] .
118
См. интервью с Роменом Гупилем: Esprit, 242, 5 (1998), pp. 141–7.
После 1968 года порой утверждалось, что беби-бумеры росли в условиях, способствовавших вседозволенности и бунтарству. Социолог Дэвид Рисмен, далекий от консерватизма, называл тем не менее радикалов 1960-х годов «избалованными детьми», добавляя, что «из-за этого они ожидали, что их требования всегда будут выполняться незамедлительно» [119] . Спиро Агню, в 1969 году ставший вице-президентом США, возлагал ответственность за это на доктора Бенджамина Спока, уроженца 1903 года, чья книга «Ребенок и уход за ним», впервые изданная в 1946-м, якобы способствовала «разболтанности» в воспитании детей. Но та интерпретация Спока, на которую нападали консерваторы, была, скорее, следствием 1968 года, а не его причиной. Да, Спок участвовал в антивоенном движении, а в 1972 году баллотировался на пост президента в качестве радикального кандидата, но в его послевоенных взглядах на воспитание детей радикализм отсутствует. Идеи популярного доктора в основном держались на «здравом смысле», под которым понимались методы и способы воспитания, использовавшиеся матерями еще до Второй мировой войны. Некий английский профессор объяснял студенческие протесты конца 1960-х «заповедью "не смей пороть", сформулированной доктором Споком» [120]
119
The Times, 29 May 1968.
120
L. Neville Brown, 'Student Protest in England', The American Journal of Comparative Law, 17, 3 (1969), pp. 395–402.
Конец ознакомительного фрагмента.