Долгий путь на Бимини
Шрифт:
Бледный свет. Взгляд Карререса, внимательный и довольный, пустой графин в сильной руке. Мокрая холодная одежда… нет, простыня, по которой расплывается пурпурное пятно.
– Вино-то зачем было переворачивать? – спросил доктор. Элли засмеялась и завозилась, отодвигаясь с мокрого.
– Сколько времени? – спросила она, потягиваясь.
– Около двенадцати.
– Папа меня убьет, – весело сказала Элли, свесилась с кровати и вытащила из-под нее джинсы.
– Нет, он просто поторопится с пересадкой в игуану, –
– Но ведь ты не станешь ему помогать? – тихо спросила она.
– Он и без меня прекрасно справится, – ответил Карререс, – господин Нуссер просто хотел подстраховаться.
Кое-как одевшись, Элли присела на краешек кровати, теребя рукава блузки и глядя в пространство. Как же так, думала она. И ты меня отпустишь? Просто отправишь домой? Помоги мне, хотелось закричать ей, но она не могла произнести ни слова. Как наяву представился отцовский футляр с хирургическим инструментом. Элли загнанно взглянула на Карререса. Доктор молча курил, и с каждым клубом дыма тишина в доме давила все сильнее.
– Мне надо идти, – выдавила наконец Элли и едва не подпрыгнула от пронзительного гудка, донесшегося с улицы. Выглянув в окно, она увидела у калитки зеленый огонек.
– Я вызвал такси, – объяснил Карререс, и Элли зажала рот ладонью, чтобы не расплакаться.
– Пока, – сдавленно пробормотала она, бросилась к выходу и задергала ручку двери.
– Я не прекрасный рыцарь, Элли, – сказал Карререс, помогая ей открыть. – Я всего лишь тюремный врач.
Глава 8
Мелкая морось шелковой вуалью дрожала в свете фонарей, оседала сверкающими каплями, сливалась в ручейки и с нежным журчанием стекала сквозь решетки в катакомбы под Клоксвиллем. Синяя плесень, покрывавшая стены, жадно впитывала влагу и начинала светиться бледным фосфорическим светом. Гнилой подземный туман жадно глотал звуки, пережевывал и выплевывал глухим эхом. Растревоженные, из затопленных щелей выползали крупные многоножки, скользили по камню ожившим обрывком грязной бахромы и срывались в озеро-колодец на перекрестье двух туннелей. Вокруг бьющихся в воде насекомых вдруг возникали смоляные воронки; из них всплывали неведомые твари, распахивали бледные пасти, полные кривых зубов, и уходили в глубину, оставив лишь расходящиеся круги.
Ти-Жак метался по узкому берегу. Он потрясал костлявыми кулачками, склонялся над водой, освещая ее тусклым налобным фонарем, и, опасливо балансируя на одной ноге, полоскал сапоги. По маслянисто-черной поверхности шла рябь, и карлик с жадной надеждой смотрел на исчерканную метками рейку, уходящую под воду. Но как он не баламутил подземную реку, волны не захлестывали заветную медную полоску, и Ти-Жак вновь принимался бродить по скользкому бетону.
– Это он, он! – вскрикивал карлик. – Не понимаю… Как он узнал…
Ти-Жак все бормотал и заламывал руки, когда по влажным стенам запрыгал смутный отблеск, и послышались торопливые шаги. Ти-Жак замер, настороженно всматриваясь в темноту, погасил фонарь и вжался в стену. В проходе, освещенная жестяной керосиновой лампой, появилась женщина, закутанная в пестрые шерстяные лохмотья. Длинные черные волосы, лишь слегка тронутые сединой, двумя толстыми косами обрамляли темное лицо, – красивое, если б не застывшая гримаса горького упрямства, искажающая резкие черты.
Отчаяние на лице карлика сменила равнодушно-насмешливая маска. Дождавшись, пока женщина подойдет поближе, он бесшумно выступил из тени.
– Пришла посмотреть на лот, Беглая? – негромко спросил он. Женщина тихо вскрикнула, отшатнулась и близоруко прищурилась. – Вода прибывает, – продолжал Ти-Жак, довольный эффектом. – Осталось всего ничего. Мои ребята уже латают паруса.
– Скоро уже триста лет, как вы латаете эту гниль, – сердито ответила Беглая. – Пора бы понять, Ти-Жак: вам не выбраться отсюда, как бы ты не пялился на метку…
– Можно подумать, ты пришла сюда просто прогуляться, – ехидно сказал карлик и вздохнул. – Вот увидишь, на этот раз мы сможем проскочить. До самого побережья… а там… – Ти-Жак снова вздохнул, кривя губы в неумелой улыбке. Потом встряхнулся, и его лицо стало хитровато-слащавым. – Ты бы поплыла с нами, Беглая?
– Не зная дороги, мы погибнем, любезный Ти-Жак, – ответила та. – Может быть, мы даже смогли бы дойти до побережья. Но проскользнуть между струями тумана… пробраться сквозь мангры… Мой муж едва не потерял голову, когда по глупости забрел туда.
– Почему же – едва? Потерял, – вставил карлик.
– Мы познакомились на кухне, Ти-Жак, – снисходительно напомнила женщина и продолжала, чуть хмурясь: – Найти русло в великих болотах… не разбиться о рифы в… – Ти-Жак слушал, затаив дыхание. Заметив азартный блеск в его глазах, женщина усмехнулась. – И не надейся. Я действительно не помню дорогу.
Глаза карлика погасли, и он вновь поболтал ногой в воде. Потом заговорил вкрадчиво, почти умоляюще:
– Подумай, Беглая. Смотри – вода прибывает. Смотри – до медной полоски, указанной капитаном, остался всего фут – за те годы, которые мы здесь живем, вода ни разу не поднималась так высоко. Представь, Беглая: ты на палубе, и вокруг только море. Ты вспомнишь. Я уверен – как только мы выйдем в море, ты вспомнишь.
– Ты же знаешь, что я уже пыталась однажды. А ведь я тогда была моложе, и до острова было ближе, много ближе…
– Это Клаус тянул тебя назад!
– Неправда. Я забыла дорогу, Ти-Жак. А потом – зачем тебе я? Или ты наконец протрезвел и перестал верить во всякие глупости? У тебя же есть капитан.
– Если бы! – заверещал карлик. Слащавая маска разом слетела с него, и лицо перекосилось от злобы и страха. – Капитана больше нет. Капитана больше нет!
– Что, все-таки протух? – равнодушно спросила Реме. – Как тебе не повезло.