Долгий путь в лабиринте
Шрифт:
— Здравствуйте, сосед, — пробурчал он. — Я нужен вам?
— Особых дел нет. Но вы только что из Австрии. А я давно не был там. Вот и служба моя в этой стране работает не бог весть как хорошо. Словом, получить информацию из первых рук, да еще от вас, группенфюрер!.. Скоро я должен быть в ваших краях и, если позволите, зайду, чтобы пожать вам руку.
— Хорошо, — сказал Гейдрих. — Приезжайте.
И он положил трубку…
— Адмирал Вильгельм Канарис, — доложил адъютант, распахнув дверь.
Гейдрих механически
Он встретил гостя посреди кабинета, подвел к дивану, усадил. Сам устроился в кресле напротив.
Принесли кофе и коньяк.
Канарис поднял рюмку:
— Вижу, что не отдохнули. Не беда, отоспитесь и войдете в норму. Ваше здоровье, группенфюрер!
Гейдрих поблагодарил, отпил из рюмки. Сейчас коньяк «не шел». Во рту была какая-то горечь. Голова отяжелела. У него все больше портилось настроение.
Канарис, напротив, был весел, сыпал словами, задавал все новые вопросы. Но Гейдрих отчетливо ощущал во всем этом наигранность, фальшь. Силился понять, зачем так спешно пожаловал руководитель абвера, и не мог. А это раздражало еще больше.
Взгляд Гейдриха, бесцельно блуждавший по лицу адмирала, по дубовым панелям кабинета, скользнул по письменному столу, задержался на бумагах, которые он недавно просматривал. На память пришел последний перед отъездом в Австрию разговор с Канарисом. Может, показать гостю эти бумаги? Любопытно, как он справится с подобной пилюлей.
Канарис видел, как вдруг просветлело лицо хозяйка кабинета.
— Что такое? — сказал он.
Гейдрих ласково улыбнулся гостю, проследовал к столу, взял документы и вернулся. Движением руки он попросил, чтобы Канарис отодвинул поднос с напитками. На столик легло большое фото. Снимок запечатлел море и на заднем плане береговую полосу с нагромождением зданий. В левой части фотографии отчетливо просматривался пожар — бьющие вверх языки пламени, клубы черного дыма. Темный шлейф окутывал добрую треть города.
Канарис молча рассматривал снимок.
— Баку, — негромко сказал Гейдрих. — Взорван и горит мощный нефтяной фонтан.
Затем он развернул несколько газет с фотографиями нефтяного пожара.
— Русские газеты. Издаются в этом городе. Вот переводы интересующих нас материалов.
Канарис просмотрел машинописные листы с переводами.
— Смотрите-ка, быстро разобрались, что была диверсия, — проговорил он, откладывая очередной лист. — Разобрались и не скрывают этого.
— Они не дураки. Такая публикация — лучший способ насторожить население.
— Как я понимаю, действовал ваш человек?
— Мой, — сказал Гейдрих.
— Он вернулся?
— Увы, нет.
Канарису был передан перевод еще одной газетной заметки. Описывалась история того, как органам безопасности и пограничникам удалось в последнюю минуту нагнать в море пароход, отправлявшийся в заграничное плавание, и снять с него диверсанта.
Далее в сдержанных выражениях критиковались действия командира пограничного
Канарис прочитал текст заметки и отложил бумагу.
— Весьма прискорбно, — сказал он. — А не могла быть так, что этот отважный человек спасся?
— Он был в наручниках.
— Точные сведения или догадка?
— На том пароходе были еще два моих человека. Один находился на палубе, когда арестованного вывели из каюты и посадили в катер. Он видел: наручники были надеты.
— Действительно разыгрался шторм?
— Подтвердил и это. А вот справка метеорологической службы. Как видите, шторм. Ветер достиг силы одиннадцати баллов. Северный ветер. Для парохода он был попутным, для пограничного катера — встречным… Но вы так подробно выспрашиваете! В чем причина?
Канарис потянулся в кресле, улыбнулся.
— На следующий день в этом городе случилось новое происшествие… Я спешил к вам, чтобы преподнести сюрприз. Видите ли, позавчера я получил такие же газеты. — Он извлек из портфеля несколько газет и показал Гейдриху. — Получил их и сразу вспомнил наш последний разговор. Напрягите память, группенфюрер, в канун отъезда в Вену вы прогуливались со мной. Речь зашла о нефти наших противников. Вы сказали, что, может быть, в эту минуту два человека СД действуют в нефтяной столице Советов… И вот мне доставляют бакинскую прессу с информацией о диверсии в нефтяной промышленности! Разумеется, я сразу понял, чья это работа. Вы вернулись, и я поспешил к вам, чтобы поздравить с успехом. Увы, сюрприз не получился.
— Занятно, — пробормотал Гейдрих. — Что же дальше? О каком новом происшествии вы упомянули?
— Вам не известно о нем?
Адмирал достал из портфеля новый документ. Это было фото: огромную цилиндрическую колонну, обвитую переплетением труб и мостков, наполовину закрывали клубы дыма; внизу копошились люди и стояли два пожарных автомобиля.
— Что это такое? — спросил Гейдрих.
— Нефтеочистительная установка номер семнадцать, самая крупная и современная на самом крупном заводе Баку. Подорвана на следующее утро после того, как был взорван и загорелся нефтяной фонтан.
Гейдрих взял снимок, долго разглядывал его. Губы главы РСХА раздвинулись, на узком лице возникло подобие улыбки.
— Откуда это у вас?
— Откуда? — Канарис помедлил. — Ну что ж, отвечу. В Баку аккредитовано консульство Персии. А там у абвера есть добрые друзья.
Возникла пауза. Гейдрих продолжал разглядывать фотографию.
— Вас что-то смущает, группенфюрер? Или эта акция — неожиданность?
— Нет, агент должен был провести подобную диверсию. Точнее, организовать ее… Вы поэтому интересовались обстоятельствами ареста и гибели этого человека? Полагали: быть может, он спасся и наутро довел дело до конца?