Долго и счастливо
Шрифт:
Да, телефон заслуживает особого внимания. Как он там оказался? Невозможно представить, чтобы Янка в своем льняном сарафанчике, на каблучищах, лазила по кустам. Значит…Значит, его там потерял убийца. Зачем ему забирать телефон? Если только там не было чего-то такого, что могло выдать его. Значит, Яна знала своего убийцу. Знала и, скорей всего, звонила ему.
Павел шумно выдохнул. Жалко он не сразу это сообразил. И не проверил Янин телефон. А потом, когда полиция стала настаивать на осмотре номера, Павел и вовсе впал в ступор, и было от чего. На журнальном столике, веером лежала пачка ярких глянцевых фотографий. И на них… Яна обнимает незнакомого Павлу мужчину, Яна целуется с кем-то, явно не с ним, Павлом, и все в таком духе. Фотографий пять или шесть. Павел изумленно таращился на снимки, а полицейский с такими черными ухоженными усами, явно главный в этой компании, скептически хмурился и понимающе глядел Павлу прямо в глаза.
Потом из ванны вытащили футболку с кровавыми пятнами, и все стало еще хуже. Полицейский
***
Маша шла по узкой улице вытянутого вдоль побережья городка, всматриваясь в названия магазинов, попутно улыбаясь многочисленным зазывалам, наперебой расхваливавшим свой товар. Но ей нужен был только один конкретный магазин. Наконец она увидела искомую надпись и бодро вошла внутрь. Звякнул колокольчик на двери, на звук высунулся продавец, степенный, смуглый, улыбчивый. Маша помнила его с прошлого года. И он тоже узнал ее.
Машу всегда поражала этот феномен – даже купив какую-то ерундовину, а иногда и ничего не купив, каким-то непостижимым образом ты надолго оставался в цепкой памяти турецкого продавца. Особенности национальной торговли? Мужчина улыбался ей так, как будто и дел у него никаких больше в этой жизни не было, только сидеть и ждать, когда Маша придет покупать его восточные сувениры. Но в этот раз Маше не нужны были сувениры, ей нужна была всего на всего лупа, обыкновенная лупа. Правда, в Турции не могло быть никакой такой обыкновенной лупы. Это была не лупа – а настоящее произведение искусства: деревянная ручка щедро изукрашена резным узором, также, как и латунный ободок, держащий линзу. Маша вздохнула, поторговалась для приличия, выпила предложенный чай, выслушала массу комплиментов, расплатилась, еще раз послушала, какая она, вся такая-расстакая и бодро двинулась в направлении одного очень уютного ресторанчика.
Там они в прошлом году отмечали родительский юбилей – тридцать лет совместной жизни. Какая-то там свадьба. То ли золотая, то ли серебряная. Родители и сами запутались. «Видишь ли, малыш, мы с мамой знакомы дольше, чем женаты. И по секрету тебе скажу – ты у нас, вообще-то, незаконнорожденная. Тебе было года полтора, когда мы с мамой все же наскребли денег на белое платье и шампанское» Мама смеялась и обзывала папу соблазнителем невинных студенток. На столе высились горы толстых отборных креветок, журчал фонтан, негромко играла напевная восточная музыка, пенилось пиво в высоких запотевших бокалах. «Юбилей с шампанским это так банально? Да, дорогой?»
Маша пристроилась в уголке, заказала неизменный кофе, салат, рыбу и выложила на стол лупу. Сейчас она чувствовала себя, по меньшей мере, Шерлоком Холмсом. Ей в руки попала загадка и она, Маша, должна ее разгадать, во чтобы то ни стало. Ха! Сейчас ее просто распирало от гордости.
Сегодня утром, проспав до полудня, Маша с радостью обнаружила, что краснота спала, не совсем, конечно, но лицо уже не светилось малиновым цветом. Она умылась, причесалась и тут вспомнила события минувшей ночи. И как она не уговаривала себя, что все это не имеет к ней ни малейшего отношения, мысли то и дело возвращались к Павлу. Павлу Сергеевичу. Как он там, на нарах? Почему-то турецкая тюрьма представлялась ей исключительно в виде казематов замка Иф, где с потолка капает вода, под ногами мечутся огромные жирные крысы, а в миску с вонючей тюремной баландой так и норовит свалиться какой-нибудь местный, отвратительный таракан. Ой, мама! На пляже ей сегодня было делать нечего и ноги сами принесли ее на место вчерашнего происшествия. Странно, люди купались в бассейне, как ни в чем не бывало. Она подошла ближе. Вчера лежак, где нашли Яну, был повернут спинкой к бассейну. Если бы не рука, свесившаяся вниз, может быть, ее и нашли бы только утром. Какая-нибудь мамочка с малышом наткнулась бы утром на бездыханное тело, вот было бы переполоху! А так ничего, купаются себе, и ведать не ведают, какая трагедия здесь развернулась. За что же арестовали Павла?
– Вы не знаете, где найти Салима? – спросила Маша, подходя к барной стойке.
– Салима? – переспросил бармен.
Маша достала из кармана юбки купюру, помахала у него перед носом и положила на столешницу, знаком показав на кофейный аппарат.
Официант кивнул, слизнул бумажку едва заметным движением, поставил чашку под сопло и нажал кнопку, думая, как все же несправедлива жизнь – какой-то Салим, мальчишка совсем, а вот, поди, ж ты, охмурил такую славную светленькую туристочку. Совсем свеженькую, а вот ему, скорей всего придется сегодня ублажать толстую потную Эльзу.
Маша уже почти допила кофе, когда за стеклянной дверью мелькнула унылая фигура Салима. Маша кивнула ему издали и неторопливо направилась в сторону пляжа. Она чувствовала себя радисткой Кэт на задании. Салим понуро плелся следом. Он все еще ждал неприятностей от вчерашних событий. Маша присела на край невысокого парапета и кивком подозвала Салима.
Салим, украдкой огляделся вокруг. Он отнюдь не разделял оптимизма Керима, который сообщил, что русская девица ищет его для чего-то такого этакого… Ну так и есть, снова разговоры про вчерашнее. Хотя русская обещала отблагодарить за информацию. Ну, ладно, может и обойдется, а пара лишних баксов никогда не помешает. Салим приободрился, и охотно рассказал все, что успел услышать от полицейских, а также из разговоров управляющего с дежурным администратором. Те-то очень боялись, что поползут слухи, потому и Салима не отпустили, хотя его смена давно закончилась. Велели никуда не отлучаться, ну и не болтать, разумеется, лишнего. Вот он и рассказал любопытной русской, про фотографии, да про кровь на футболке. Та как услышала, так и завертелась, и стала такое предлагать, что Салим четко понял, почему его дядя, называет их «эти чокнутые русские». А дядя знает, что говорит, у него магазинчик на углу, туда Салим, кстати, за йогуртом для нее бегал. Вот зачем ей среди ночи йогурт понадобился? Вот она-то как раз чокнутая. Если он согласится, его с работы точно попрут, как пить дать. Но деньги так заманчиво хрустели в ее руках, совсем новенькие, будто только-только из банка. И Салим не устоял.
И вот теперь Маша, склонившись над столом, старательно изучала изображение через увеличительное стекло. Она и сама не поняла, с чего ей пришло в голову пробраться в номер Павла. Скорей всего интуиция – папа мог бы гордо сейчас добавить что-нибудь про наследственность. Когда Салим, отчаянно труся, открыл ей номер, она опять почувствовала себя уже не радисткой, а Дашей Васильевой – следствие ведет дилетант. Хотя какой же она дилетант? Она – Ниро Вульф и Арчи Гудвин в одном лице. Маша совсем не представляла, что она будет искать, но раз уж пришла, надо хоть, что-то сделать. Она заглянула в шкаф, осмотрела ряд баночек и флакончиков на тумбочке у зеркала. Заглянула под подушки. Нет, никаких тебе кровавых надписей или записок с угрозами, ни потерянной зажигалки с инициалами убийцы. Ниро с Арчи растерялись. И вот уже когда Маша совсем сникла, тут-то она и обнаружила фотографию под кроватью. То ли полиция в спешке выронила, то ли сам Павел уронил, когда обнаружил фотоснимки. Так стоп. А когда он их обнаружил? Этого Маша не знала. Салим сказал, что Павел удивился, увидев снимки, оторопел даже. И было отчего.
На том снимке, который достался Маше, Яна нежно прильнула к груди статного красавца. У красавца были смуглые скулы, густые темные кудри, выразительные губы и фигура атлета. Красота! И что это значит? Все, что угодно. Павел мог увидеть это, рассвирепеть и… а потом ломать комедию, где моя жена, ах, ах… Тогда вопрос, откуда взялись эти пресловутые фотографии? Кто-то же их принес. Кто? И когда? Вот если она это узнает, она и убийцу найдет. Так Маша это поняла. Судя по тому, с какой легкостью Салим согласился открыть ей дверь в номер, это особого труда ни для кого не представляет. Он, конечно, поломался для приличия, боюсь, мол, но Машу не особо убедил. И действительно, вскоре прибежал с ключом. Где взял? Сказал, у горничной. Спер, стащил просто. Молодец. А Маша долго потом у себя в номере снимок разглядывала, вертела и так, и этак. А потом, кажется, поняла, в чем дело, но для верности решила все же проверить наверняка. Потому и пошла в жару, в самое можно сказать пекло, искать пресловутую лупу. Одеться пришлось основательно: в длинную юбку, кофту с длинным рукавом, а еще шляпу с полями нацепить – немилосердное солнце нещадно терзало опаленные давеча щеки и нос.
Маша удовлетворенно отложила лупу и снимок и с аппетитом съела заказанные блюда. Все же она не Даша, а Шерлок. Ну, на худой конец, Ватсон. Это же элементарно! Она повеселела и бодро зашагала дальше. Можно, конечно, было такси взять, но, если судить по карте, это не так далеко, а прогулка после обеда не помешает.
***
Инспектор Олиб, сидел за своим столом, подставлял спину прохладе вентилятора и бодро писал отчет. Отчет писался на удивление связно и быстро. Начальство, буде захочет поинтересоваться, останется довольно. Все получилось очень даже толково и рационально. И, главное, логично. Муж, жена, любовник – обычный треугольник. Что и требовалось доказать. Да, были моменты, которые смущали инспектора, но он предпочел положиться на волю Аллаха. Если русский не виновен, пусть в этом разбираются другие инстанции. Он, Садык Олиб, свою функцию выполнил. И в выходные повезет Хайрим в Стамбул. Мальчишек отведут к сестре жены и устроят себе небольшой праздник: посетят Ай-Софию, побродят по узким улочкам старого города, на Золотом базаре Садык обязательно купит что-нибудь своей милой Хайрим. Она будет смущаться, и просить не делать ей таких дорогих подарков, а он все равно купит и будет чувствовать себя богачом, хотя бы на короткий миг. Хотя почему нет? Он богач – у него чудные дети, хороший уютный дом, жена – сокровище.
Конец ознакомительного фрагмента.