Долгое эхо
Шрифт:
— М-мне жаль, что так вышло, — пролепетала она.
Но Искролапка уже бросилась бежать в чащу деревьев. На бегу она обернулась и прошипела:
— Что-то не заметно!
«Когда-нибудь я все тебе объясню! — молча пообещала ей Голубичка. — И тогда ты поймешь!»
— Нашла что-нибудь? — спросила Белолапа, когда Голубичка с пустой пастью медленно вышла на берег. Она так расстроилась из-за разговора с Львиносветом и Искролапкой, что уже не смогла заставить себя заняться поисками
— Прости, — прошептала она. — Я встретила Львиносвета. И отвлеклась.
— Ничего страшного, — взмахнула хвостом Белолапа. — Остальные нашли столько, что на всех хватит!
Прыгунец и Шиповница волокли в зубах огромные охапки мха. Искролапка шла за ними, катя перед собой большой комок перьев.
— Давайте-ка завернем перья в листок, — решила Белолапа, видя, как Искролапка пытается защитить свой мягкий сверток от порывов ветра. — Иначе весь твой труд будет развеян по лесу еще до того, как мы подойдем к лагерю.
Голубичка бросилась к берегу, сорвала широкий лист щавеля и принесла сестре. Та, не глядя на нее, взяла лист и завернула в него перья.
— Хочешь, я понесу? — предложила Голубичка.
Искролапка, не говоря ни слова, подобрала сверток и пошла вдоль берега.
Прыгунец и Шиповница бросились за ней, а Белолапа внимательно посмотрела на Голубичку.
— Вы поссорились?
Голубичка кивнула. Никогда еще ей не было так плохо, как сейчас.
— Из-за чего?
— Не важно.
Она даже матери не могла рассказать, в чем дело.
— Ничего страшного, — вздохнула Белолапа. — Выше нос. Сестры и братья часто ссорятся. Посмотри на Кротика и Вишенку — бывают дни, когда они с рассвета до заката ругаются, как скворцы. Я уверена, что будь у меня сестра или брат, мы бы тоже все время ссорились. — Она улыбнулась и пошла по берегу в сторону леса.
Голубичка подождала, пока мать уйдет, и только потом поплелась в лагерь. «Нет, так бы ты никогда ни с кем не поссорилась, — горько думала она. — Потому что ты обычная кошка, а не одна из Трех!»
Вернувшись в лагерь, Шиповница и Прыгунец быстренько побросали мох в гнездышки старейшин, и помчались получать новое задание у глашатая.
— Ты сумеешь сама все разложить? — спросила Шиповница у Искролапки, прежде чем выскочить из палатки.
— Да запросто, — пропыхтела та, не разжимая зубов, чтобы не рассыпать перья.
Голубичка вошла в палатку следом за сестрой. В полном молчании, даже не глядя друг на друга, они принялись раскладывать мох поверх кучек папоротника, которые Ледосветик и Березовик уложили и утрамбовали в углу палатки. Вечернее солнце бросало лучи сквозь крышу из жимолости, так что в палатке царил рассеянный зеленый свет, словно под водой.
Не говоря ни слова, Искролапка развернула свой лист и стала раскладывать перья по слою мха, который Голубичка уже разложила поверх папоротников.
— Ты больше не будешь со мной разговаривать? — жалобно пискнула Голубичка.
Искролапка даже ухом не повела, продолжая сосредоточенно разглаживать перья. Зашуршала жимолость, и в палатку вошли Пурди и Кисточка.
— Ну, видишь? — промурлыкал бывший одиночка. — Говорил же я тебе, что гнездышки наши уже готовы! — Он приветливо кивнул ученицам. — Загляденье, а не гнездышки! Спасибо.
Кисточка молча обвела глазами палатку.
— Уж больно большая, — проворчала она.
Голубичка ждала, что старуха вновь заведет свои привычные жалобы на сквозняки, но та, не прибавив больше ни слова, свернулась на подстилке и уткнулась носом в лапы.
Голубичка пожалела, что не засунула в мох колючку. Или не сделала еще что-нибудь, чтобы заставить старую кошку рассердиться и начать ворчать. У нее сердце разрывалось видеть ее в таком молчаливом отчаянии.
— Не очень сыро? — робко спросила она.
— Старые-то гнездышки получше были, — вздохнула Кисточка. — Там пахло Долгохвостом.
Пурди посмотрел на учениц, и Голубичка поняла, что он просит их уйти.
Поворачиваясь к выходу, она увидела, как старик забрался в гнездышко рядом с Кисточкой и прижался боком к ее боку. У Голубички сжалось сердце. Когда же они с Искролапкой будут вот так же сидеть рядышком? Голубичка тяжело вздохнула, посмотрев на сестру, выходившую из палатки, распушив усы и вздернув подбородок. Наверное, никогда.
— Эй, сестрички! — закричала Шиповница, когда они вышли на поляну. Она сидела возле кучи дичи. — Хотите мышку?
— Да, еще как! — завопила Искролапка и помчалась к ней, даже не посмотрев на Голубичку.
От огорчения у Голубички пропал всякий аппетит. Может быть, Иглогривка захочет с ней поболтать? Повернувшись хвостом к куче дичи, она пошла к палатке целителя, шурша лапами по золотым листьям бука, устилавшим песчаную землю лагеря. Возле входа Голубичка остановилась, и стала слушать, как Воробей учит Иглогривку новым упражнениям.
— Вот так, — говорил он. — Вытянись еще сильнее.
— О-оой! — пропыхтела Иглогривка. — Еще несколько дней таких упражнений, и я смогу положить на спину Терновника!
— Отлично, — промурлыкал целитель. — Хотел бы я взглянуть на его морду! — Запах свежих лекарственных трав донесся сквозь ежевику. — Так, еще три растяжки, а потом съешь лекарство.
— Можно я лучше выйду наружу и погреюсь на солнышке? — взмолилась Иглогривка. — Скоро все племя соберется вокруг кучи дичи и начнет болтать и вылизываться. Я не хочу сидеть тут одна!