Долгорукий. Суетолог Всея Руси. Том 2
Шрифт:
— Нет! — Мила ошарашенно замотала головой, — На папа, ни дедушка… ни о чем таком никогда не говорили.
— Ну понятно. А теперь у него начались какие-то проблемы с контролем… Похоже, он влип в неприятности, связанные с этой силой. И теперь ему нужна помощь, чтобы всё обуздать.
— Ты думаешь, именно поэтому он решил отдать меня замуж за Лыкова? — ахнула Мила, — Чтобы получить помощь их рода в обуздании этих сил? О боже…
— Вполне возможно, — кивнул я, — Но не волнуйся, я разберусь с этим. Тебе не придется выходить за этого му… гада.
Мила снова обняла меня. Я чуть не на физическом уровне ощутил, как на душе у княжны становится спокойнее от моих твёрдых объятий.
— Спасибо тебе! Я так боялась, что отец просто решил меня отдать этому ужасному человеку… Но если дело в его проблемах с Даром — тогда всё не так ужасно! — прошептала она, — Я верю, что ты поможешь ему разобраться с этой силой. И не дашь меня в обиду.
— Конечно, — твёрдо пообещал я, — Я выясню, в чём именно заключается проблема твоего отца. И помогу ему взять себя в руки, не прибегая к крайним мерам вроде твоего замужества.
Я ласково погладил Милу по волосам, успокаивая девушку.
Я и Мила крались по длинному коридору особняка Пушкиных. Лунный свет, пробивающийся сквозь узкие готические окна, отбрасывал на стены и пол причудливые тени. В воздухе витал едва уловимый аромат освежителя воздуха.
Мила вздрагивает от каждого шороха, её хрупкие плечи напряжены, а дыхание сбивчиво. Она то и дело оглядывается по сторонам, и её большие голубые глаза широко распахнуты от страха.
Я положил свою большую тёплую ладонь ей на плечо, успокаивая. Мила поднимает на меня взгляд, и в её глазах мелькает благодарность. Она слегка улыбается, и это придаёт ей сил.
— Не бойся, я с тобой, — прошептал я, ободряюще сжимая её ладонь.
Она благодарно кивнула.
Наконец мы добираемся до конца коридора, где возвышается массивная дубовая дверь кабинета Пушкина. Тяжёлая бронзовая ручка изогнута в форме змеиной головы.
Я аккуратно беру Милу за подбородок, задираю её личико вверх и достаю из её волос длинную шпильку. Пара ловких движений — и раздаётся щелчок замка.
— Ого, откуда ты так умеешь? — изумленно прошептала Мила, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— Есть у меня парочка полезных навыков, — таинственно улыбнулся я в ответ.
Мы проскальзываем в тёмный кабинет. Пахнет пылью, старыми фолиантами и тайнами. Тяжёлые бархатные шторы цвета бордо не пропускают лунный свет.
Я нашарил выключатель на стене, и комнату озарил тусклый желтоватый свет настольной лампы.
Пол в кабинете покрыт ковром с изображением охотников и львов. Книжные шкафы уходят под самый потолок, уставленные древними фолиантами в потёртых кожаных переплётах.
На массивном дубовом столе громоздятся стопки бумаг, раскрытые книги, какие-то артефакты. Мой взгляд цепляется за особенно примечательные: хрустальный шар, в глубине которого клубится серебристый туман, изогнутая кость неизвестного существа с вырезанными рунами, потёртый фолиант в чёрном переплёте…
За столом возвышается резное кожаное кресло с высокой спинкой. На сиденье — вышитая подушка с гербом Пушкиных.
Мила с любопытством огляделась по сторонам.
— Я никогда тут не была. Папа никого в кабинет не пускает… Смотри! — шепчет Мила, указывая на ряд фотографий, лежащих на столе в беспорядке.
Я подошел ближе. На снимках запечатлены причудливые гуманоидные существа. На одном — девушка в роскошном платье с длинным рыбьим хвостом вместо ног.
— Это же Влада, наша горничная! — ахает Мила, — Как русалка… и как человек…
На другом снимке та же Влада уже на двух ногах, окружённая группой мужчин в военной форме. Они стоят на берегу некой реки. У Влады — очень печальное осунувшееся лицо с кругами под глазами.
А вот и ещё одно знакомое лицо — на третьем снимке Пушкин и клоун, которого мы победили сегодня в Лукоморье, стоят бок о бок около реки, кажется, той же самой. Взгляды их полны презрения друг к другу.
Интересно, кто фоткал?
— Что это значит? Отец был знаком с этим монстром?! — шепчет Мила, хватая меня за руку, — Дата на фото есть… это было год назад!
Я хмурю брови, разглядывая снимки. Что ж, похоже, у Пушкина и правда есть связи с Аномалиями…
Обостренным слухом я уловил едва слышимый шорох снаружи. Я резко повернулся, пару секунд прислушивался. Жестом приказал Миле замолчать.
Она замирает, затаив дыхание. Я замедляю своё сердцебиение и сосредотачиваюсь, вслушиваясь…
Да, определённо кто-то крадётся по парку в сторону дома. И их много. Несколько десятков. Может быть даже сотен.
Я бесшумно подхожу к окну и заглядываю в щель между шторами. Благодаря своему сверхчеловеческому зрению я различаю людей в чёрной форме, рассредоточившихся по территории парка. И это точно не люди Пушкина. Обычная охрана так себя не ведет.
По их экипировке, выправке и отточенным движениям я понимаю — эти ребята профессионалы. Числом около двухсот, возможно больше. Хорошо вооружены, есть снайперы. Скорей всего Одаренные среди них тоже есть. Действуют слаженно и чётко.
Я сквозь кромешную тьму вглядываюсь в лица ближайших. Жёсткие, сосредоточенные, без эмоций. Глаза холодные, расчетливые. Эти люди готовы убивать.
Кто они? Чего добиваются? И почему так интересуются особняком Пушкиных? Лыков, неужели, твои люди? Жаль, жаль, не успел я с тобой закончить разговор.
Я размышляю, продолжая наблюдать сквозь щель в шторах. Мила робко тянет меня за рукав, в её глазах читаются вопросы. Я качаю головой — сейчас не время для разговоров.
Вдруг моё внимание привлекает едва заметная вибрация слева от окна. Какой-то человек, одетый во всё чёрное, крадётся к заднему входу. Пригнувшись, он перебегает от одного дерева к другому. Что-то в его повадке… Я прищуриваюсь, вглядываясь в тень у дерева, где он притаился.