Долина долгих снов
Шрифт:
Максим писал:
«Дорогой Иван Терентьевич!
Заранее прошу прощения за то, что вместо строгого научного отчёта о результатах работы нашей маленькой экспедиции я обращаюсь к вам с этим совершенно интимным письмом.
Дело в том, что все поиски долины Подковы и цветов Неба оказались напрасными — очевидно, мы имеем дело с обыкновеннейшей легендой. Поэтому, по моему предложению, экспедиция закончила свои поиски фантастического мира. Дмитрий Петрюк возвращается в Киев, так как он серьёзно повредил ногу. Мы же с Полей решили ещё задержаться здесь на некоторое время,
Пишу в горах, положив этот лист бумаги на камень, поэтому моё письмо вышло таким сумбурным, а почерк таким растрёпанным.
Примите наш самый сердечный привет. Ваши ученики Максим Кочубей и Полина Онуфриенко».
— Что вы на это скажете, Иван Терентьевич? — спросил сам себя профессор. — Неожиданность за неожиданностью. То они исчезли, то они дышат горным воздухом. Кому же верить?
А в это время на другом конце города Дмитрий Петрюк тоже читал письмо, на конверте которого также стоял почтовый штемпель города Фрунзе. Письмо было короткое, всего три строчки.
«Дорогой Дима!
Поздравляю тебя с благополучным возвращением домой. Расти большой и не кашляй. С уважением Дмитрий Петрюк».
— Значит, профессор тоже получил уже письмо, — подумал Петрюк, поднося зажжённую спичку к своей цидулке.
Андрейка становится криминалистом
На другой день, в десять часов утра, по лестнице, ведущей в квартиру профессора Бойко, неторопливо поднимался высокий юноша. Правой рукой он опирался на толстую палку, левой всё время держался за перила, но и это ему мало помогало, так как он поднимался очень медленно. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить, с каким трудом переставляет юноша свою левую ногу, как он перетягивает её со ступеньки на ступеньку, непослушную, одеревяневшую, неподвижную, как протез. Возле двери с табличкой «Бойко И. Т.» юноша остановился, долго вытирал вспотевшее лицо, потом глубоко вдохнул воздух и нажал кнопку звонка.
Дверь открыл Андрейка. Он ошеломленно заморгал, отступил немного назад, потом стремительно повернулся и побежал в комнаты, выкрикивая:
— Дедушка, Дмитрий приехал! Дмитрий с Тянь-Шаня!
Иван Терентьевич вышел навстречу гостю, встревоженный и растерянный и, даже не поздоровавшись, сказал:
— Петрюк? Вы? А Кочубей и Онуфриенко тоже приехали?
Он тут же заметил неестественно прямую ногу Петрюка и спохватился:
— Простите, у вас что-то с ногой, а я сразу со своими расспросами. Прошу ко мне, прошу.
Петрюк прошёл в профессорский кабинет, удобно устроился в низком кресле с мягкой спинкой, положил палку возле своей прямой, как костыль, левой ноги и глухо произнёс:
— Я узнал ужасную новость в дороге…
— Вы о чём? — всё ещё не желая отказаться от надежды на возвращение Максима и Поли, спросил профессор.
— Вот об этом, — сказал Дмитрий, вынимая из кармана тот самый номер газеты, в котором было напечатано
— Вы считаете, что с ними могло что-то случиться? — воскликнул профессор.
— К сожалению, — вздохнул Петрюк. — Если бы не моя нога, я бы не оставил их. Они оба такие неосмотрительные, такие несерьёзные.
— Но что у вас с ногой?
— Пустяки: вывих. Но по горам лазить трудно. Да что по горам: я едва взобрался к вам на второй этаж.
— Надо было бы полежать.
— Как же я могу лежать, когда такое несчастье с товарищами! Вот только заехал с аэродрома в клинику, завёз домой вещи — и прямо к вам.
— Видите, — сказал профессор, — я уже хотел было вылететь в Киргизию, но вчера получил письмо от Кочубея.
— Письмо? — живо переспросил Петрюк. — Что же он там пишет?
— Он пишет, что они решили отдохнуть где-то на пастбищах и потому не возвратятся на турбазу.
— Не возвратятся, — печально вздохнул Дмитрий и рассказал профессору о том, как прибежала с гор осиротевшая Битка.
— Выходит, — сказал профессор, что уже тогда, когда письмо шло в Киев, Максима и Поли не было в живых?
— Ну, к чему такие предположения, Иван Терентьевич! — воскликнул Петрюк. — А вдруг они живы-здоровы?!
— Будем надеяться. Но как бы там ни было, я должен сегодня же лететь в Киргизию. В их несчастье прежде всего виновен я.
— Совсем не вы, а я, — поднялся с кресла Дмитрий. — Ведь это я уговорил их поехать на Тянь-Шань.
— Я должен был вернуть вас с дороги, — не соглашался профессор.
— Мы бы не вернулись, — упрямо стоял на своём Петрюк. — И именно потому, что главный виновник всего — я, я и пришёл к вам просить разрешения поехать вместе с вами на розыски Максима и Поли
— А ваша нога?
— О, мне сказали в больнице, что ещё три-четыре дня — и уже можно будет ходить почти свободно.
— Я бы всё-таки вам не советовал, — попробовал отговорить Дмитрия от его намерения Иван Терентьевич.
— Нет, нет, моё место там и только там! — решительно запротестовал Петрюк.
— Ну что ж, я подумаю, — пообещал профессор. — А сейчас я позвоню на аэродром.
Однако выяснилось, что нужный им самолёт будет только завтра утром. Это ещё больше взволновало Ивана Терентьевича, и он стал звонить всем своим знакомым, сообщая о несчастье и прося помочь ему как можно скорее вылететь из Киева. Но из этого ничего не вышло.
— Что ж, — развёл руками профессор, — тогда до завтра. Приезжайте прямо на аэродром. О билетах я позабочусь. Но смотрите, чтобы с ногой всё было хорошо!
— Будьте спокойны, Иван Терентьевич, всё будет хорошо! — весело воскликнул Петрюк и захромал к выходу.
Профессор сам закрыл за ним дверь и несколько минут стоял, прислушиваясь к постукиванию палки по каменным ступеням, хотя вряд ли он слышал это постукивание, так как его голова была занята совсем другими мыслями. Вывел его из задумчивости звонкий голос Андрейки.