Долина лошадей
Шрифт:
Эйла до сих пор чувствовала, как в каждой жилке ее тела играет разогретая прикосновением Джондалара кровь. Она не поняла, что заставило его остановиться, и, пребывая в полнейшем замешательстве, встала и отошла в сторону.
«Может быть, я не нравлюсь ей? – подумал Джондалар. – Но тогда зачем она подошла так близко? Она не могла не заметить, что я горю желанием. Но ей нужно было обработать ожог. И она вела себя ровно и спокойно. Точнее говоря, она как будто и не заметила, что со мной происходит. Неужели она настолько привыкла к подобной реакции со стороны мужчин на ее красоту? В ее поведении не было ни тени равнодушия, которое напускают на себя умудренные опытом
Джондалар подобрал комок влажной кашицы, упавший с его спины. Целитель из племени Шарамудои тоже использовал листья репейника для лечения от ожогов. Она знает свое дело. «Ох, ну конечно же! Джондалар, до чего же ты глуп, – сказал он сам себе. – Шамуд рассказывал тебе об испытаниях, через которые проходят Те, Кто Служит Великой Матери. Наверное, она тоже дала обет воздерживаться от Радостей. Вполне естественно, что она скрывает свое прекрасное тело под бесформенной шкурой. Если бы ты не обгорел, она не подошла бы к тебе так близко, а ты тут же распалился, как мальчишка».
У него разболелась нога, и, хотя лекарство немного помогло, ожог на спине все еще доставлял немало неприятных ощущений. Джондалар заерзал, кое-как повернулся на бок и закрыл глаза. Его мучила жажда, но вертеться и тянуться за бурдюком не хотелось: ему с трудом удалось найти более или менее удобное положение. Он пребывал в упадке настроения не только из-за боли, но и потому, что, как ему показалось, грубо нарушил правила приличия, поддавшись порыву, и ему стало неловко за себя.
Ему давно уже не доводилось совершать поступки, идущие вразрез с общепринятыми нормами, такое случалось, лишь когда он был еще подростком. Он долго приучал себя сохранять самообладание и прекрасно овладел этим искусством. Теперь он снова позволил себе лишнее и получил отпор. Эта красивая женщина, при виде которой в нем с небывалой силой вспыхнуло желание, отвергла его. Он догадывался о том, как будут развиваться события дальше. Она сделает вид, будто ничего особенного не случилось, но станет избегать общения с ним. Даже находясь вместе с ним в пещере, она постарается держаться от него подальше, отгородившись стеной отчужденности. И если на губах ее и промелькнет улыбка, в ее взгляде, лишенном теплоты или, что еще страшнее, проникнутом жалостью, он будет вынужден прочесть правду.
Эйла надела чистую шкуру и принялась заплетать косички, по-прежнему мучась угрызениями совести из-за того, что Джондалар обгорел. В этом виновата она, ведь сам он не мог вовремя уйти в тень. А она плескалась себе и мыла голову, позабыв о необходимости присматривать за ним. «А ведь я считаю себя целительницей, хранительницей доверенных мне Айзой знаний. Целительницы из ее рода пользовались наибольшим уважением в Клане, но разве Айза допустила бы подобную оплошность, позволила бы себе забыть на время о нуждах больного?» Эйле стало очень стыдно. Он получил такое тяжелое ранение и до сих пор страдает от боли, а теперь из-за нее к его мучениям прибавятся новые.
Но она пребывала в смятении не только по этой причине. Он притронулся к ней. Она до сих пор ощущала тепло руки, прикасавшейся недавно к ее бедру, помнила, в каких местах его пальцы задерживались, а в каких лишь скользнули по поверхности кожи, как будто на ней остались следы от его ласковых прикосновений. Зачем он прикоснулся к ее соску? Он до сих пор горит. Она заметила, как приподнялся его половой член, и знала, о чем это говорит. Ей не раз доводилось видеть, как кто-то из мужчин Клана подавал условный знак одной из женщин, желая утолить желание. А Бруд делал это с ней – она невольно содрогнулась, – и она испытывала к Бруду отвращение и ненависть.
Но на этот раз она не почувствовала ничего подобного. Она бы только обрадовалась, если бы Джондалар подал ей условный знак…
«Что за глупые мысли. Он не в силах, у него еще не зажила как следует нога, и сегодня он впервые ненадолго встал».
Но когда она вернулась после купания, его половой член набух от желания, а его глаза… Эйла зябко повела плечами, вспомнив об этих синих глазах, горевших желанием, таких…
Она не могла выразить того, что происходило с ней, когда он смотрел на нее, но внезапно перестала заплетать косички и, закрыв глаза, попыталась вспомнить, как все происходило. Он прикоснулся к ней.
Но потом он отдернул руку. Эйла резко выпрямилась. Может, он подал ей условный знак? А потом остановился, потому что она не ответила на него? Женщине полагается исполнять желания мужчины. Это знали все женщины Клана, достигшие возраста, в котором их духу приходилось впервые вступить в битву, из-за чего у них начинались кровотечения. Ее также обучили жестам и позам, предназначенным для того, чтобы пробудить в мужчине желание, которое он мог бы утолить при ее помощи. Раньше она не могла понять, что побуждает женщин пользоваться такими средствами, но теперь ей внезапно стало ясно, в чем тут секрет.
Ей очень хотелось, чтобы этот мужчина призвал ее к себе, хотелось помочь ему утолить желание, но она не знает условных знаков, принятых среди людей его племени. А ее знаки наверняка совершенно непонятны ему. «Возможно, я отвергла его, сама того не ведая, – подумала Эйла, – и он оставит всякие попытки раз и навсегда. А впрочем, может, он вовсе не испытывал ко мне желания. Я такая большая и уродливая».
Эйла заплела последнюю косичку, подоткнула ее, подошла к очагу и стала раздувать огонь, чтобы приготовить для Джондалара отвар, снимающий боль. Приблизившись к нему, она увидела, что он отдыхает, лежа на боку. Она принесла ему болеутоляющее, но ей не хотелось нарушать его покой, поэтому она присела, скрестив ноги, рядом с его постелью и принялась ждать, когда он откроет глаза. Джондалар лежал неподвижно, но Эйла догадалась, что он не спит, по не совсем ровному дыханию и складкам на лбу, которые непременно разгладились бы во сне.
Услышав ее шаги, Джондалар закрыл глаза и притворился спящим. Мышцы его тела напряглись, и он замер в ожидании, борясь с желанием открыть глаза и проверить, не ушла ли она. Почему она сидит так тихо? Почему не уходит? По руке, подложенной под голову, забегали мурашки. Если он так и будет лежать не шевелясь, она скоро вконец онемеет. Боль в ноге не унималась. Ему очень хотелось слегка повернуться и сменить положение. Покрытый щетиной подбородок нестерпимо чесался, спину жгло как огнем. Может, ее уже и нет здесь. Может, она ушла, а он просто не услышал ее шагов. Неужели она до сих пор сидит, уставясь на него?
Эйла и впрямь не сводила с него глаз. Этот мужчина оказался первым, на кого ей удавалось смотреть открыто. Женщинам Клана такое запрещалось, но ей не раз в жизни доводилось нарушать запреты. Неужели она позабыла не только как следует ухаживать за больным, но и все правила поведения, которым обучила ее Айза? Опустив глаза, она уставилась на чашку с настоем дурмана, которую держала в руках. Именно в такой позе женщине полагалось терпеливо ждать, опустив голову, пока мужчина не обратит на нее внимание и не похлопает ее по плечу. «Возможно, пришла пора вспомнить все, чему меня учили», – подумала Эйла.