Долина Пламени (Сборник)
Шрифт:
— Saludades, senhor [3] , - сказал он Рафту. Его ослепительно яркие глаза блестели так сильно, как это обычно бывает при лихорадке. Голос был низким, и в нем звучали странные нотки бесцеремонности. — Я ваш должник.
На португальском он говорил с едва уловимым акцентом. У Рафта вдруг возникло странное, редко испытываемое им чувство неловкости.
— Ну что ж, отдавайте долг, — резко сказал он. — Мы не хотим, чтобы на станции кто-нибудь заразился, а вы, вполне возможно, подхватили что-нибудь там, в верховьях реки. Снимите рубашку
3
Приветствую вас, сеньор (португ.).
— Я не болен, доктор.
— В таком случае, вы очень быстро выздоравливаете. Вы же были на пороге смерти, когда приплыли сюда.
Черные глаза со злостью сверкнули. Бородач передернул плечами и стянул с себя разорванную рубашку. Рафта поразил вид этого гладкого, крепкого тела. Под отливающей глянцем коричневатой кожей играли мускулы, но это было заметно лишь тогда, когда он двигался.
— Меня зовут Пауло да Коста Перейра, — сказал он с таким видом, словно его что-то развеселило. — Я — гаримпейро.
— Охотник за алмазами, не так ли? — уточнил Рафт и вставил градусник в рот Перейры. — А я и не знал, что здесь можно встретить охотника за алмазами. Мне казалось, что они все там, на Рио Франсиско.
Перейра ничего не ответил на это. Рафт приложил стетоскоп к его груди, вслушался, тряхнул головой и попробовал снова. Затем он попытался найти у Перейры пульс, но и из этого ничего не вышло. Сердце не билось — не было, естественно, и пульса.
— Что за дьявол! — вспылил Рафт. Он взял у Перейры градусник и облизнул свои пересохшие губы. Температура у да Фонсеки была ниже нормальной, у Перейры — немыслимо высокой, ртутный столбик градусника зашкаливал, а последняя отметка на нем была 108° [4] .
4
42,2° по Цельсию.
Перейра аккуратно вытер губы.
— Я голоден, senhor, — сказал он. — Вы не дадите мне поесть?
— Я сделаю вам инъекцию глюкозы, — запинаясь сказал Рафт. — Или… нет, не знаю. Такого обмена веществ, как у вас, не может быть. Здоровый организм с ним не справится. Вы, должно быть, больны.
— У меня всегда так. Я вполне здоров.
— Здоровы? При том, что у вас не бьется сердце? — Рафт был непреклонен. — Вы сами-то понимаете, что. — что такого не может быть? Я имею в виду, что вас вроде как и не должно уже быть в живых.
Перейра улыбнулся.
— Возможно, вы просто не слышите моего сердца, но, уверяю вас, оно бьется.
— Если оно бьется так слабо, то его силы все равно недостаточно, чтобы перегонять кровь, — заметил Рафт. — Нет, с вами творится что-то неладное. Прилягте на эту кушетку. Вам нужно будет приложить лед, чтобы сбить температуру.
Перейра пожал плечами, но лег.
— Я голоден, — сказал он.
— Об этом мы позаботимся. И еще — мне надо сделать вам анализ крови.
— Нет.
Рафт выругался. Его терпение было на исходе.
— Вы больны. Или вы этого не понимаете?
— Ладно, — проворчал
Рафт едва сдержался, чтобы не вспылить в ответ. Он молча вылил кровь в пробирку и закрыл ее пробкой.
— Дэн! — позвал он. Но никто не ответил.
Крэддок как сквозь землю провалился. Рафт подозвал к себе Луиса и протянул ему пробирку.
— Отдашь это доктору Крэддоку и скажешь, что мне нужен клинический анализ крови, — сказал Рафт и повернулся к Перейре. — В чем дело? Лягте.
Но охотник за алмазами уже сидел — вид у него был бодрый, а огромные черные, как агат, глаза смотрели с каким-то дерзким ликованием. Рафт наблюдал за этим взглядом. Наконец блеск в глазах исчез, и Перейра вновь лег на кушетку. Теперь он лежал, улыбаясь своим мыслям.
Рафт принялся обкладывать его пакетами со льдом.
— Что произошло там, в верховьях?
— Не знаю, — ответил Перейра. — Однажды ночью у меня в лагере появился да Фонсека. Думаю, его самолет разбился. Он почти не мог говорить.
— Вы были один в лагере?
— Да, один.
Странно, подумал Рафт, но уточнять не стал. Его интересовало другое: каким образом у живого человека могло не биться сердце? Это невозможно. Кубики льда звенели.
— Вы не бразилец? На португальском вы говорите не очень хорошо.
Лихорадочно блестящие глаза сузились.
— Я уже слишком долго живу в джунглях, — ответил Перейра. — Разговаривать приходится на разных языках. А когда долго не говоришь на каком-то, начинаешь его забывать, — он мотнул головой в сторону стоящих на полках колб. — Ваши, доктор?
— Да. Это зародыши животных. Интересуетесь?
— Я в этом не слишком много смыслю, чтобы интересоваться. И потом — джунгли для меня… не главное. Хотя, конечно, как источник жизни…
Он замолк.
Рафт ждал, но Перейра молчал. Его странные глаза закрылись.
Рафт обратил внимание на свои руки, сжимающие пакетики со льдом: они дрожали.
— Та штуковина, которую да Фонсека носит на шее, — почти спокойно спросил Рафт, — что это?
— Не знаю, не заметил, — пробормотал Перейра. — У меня был трудный день. Мне бы очень хотелось отдохнуть.
Рафта передернуло при этих словах. Он пристально посмотрел на это загадочное нечеловеческое тело, вспомнил необычное строение ключицы, которое он заметил при осмотре, и многое другое. Какой-то внутренний толчок заставил его спросить:
— Хорошо, последний вопрос — к какой расе вы принадлежите? Ведь ваши предки не были португальцами, не так ли?
Перейра открыл глаза. Он нервно улыбнулся, обнажив зубы, отчего его улыбка превратилась в почти звериный оскал.
— Мои предки! — раздраженно повторил он. — Забудьте на время о моих предках, доктор. Как вам должно быть известно, я проделал длинный путь по джунглям. Очень длинный и увлекательный путь. Мне встретились на нем и дикие звери, и руины, и дикие люди… и на всем пути били барабаны, — его голос стал тише. — Мне встретились ваши предки, доктор. Они сидели на деревьях, галдели и почесывались, — голос Перейры походил на какое-то зловещее мурлыканье. — Мне встретились и мои предки, — восторженно и горделиво добавил он. — Я хочу спать. Не оставите ли вы меня одного?