Долина страха
Шрифт:
— Не ошибаетесь, — ответил Джон.
— Ну, так я вам скажу, что свататься вам к ней не стоит. Вы опоздали.
— Она мне говорила.
— И не обманула вас; а фамилию другого вы знаете?
— Я спрашивал — она отказалась ее сообщить.
— Должно быть, она не хотела вас испугать.
— Испугать? — Мак-Мердо так весь и загорелся.
— Да, да, дружище. И вовсе не стыдно бояться Теда Болдуина.
— А кто он такой, черт возьми?
— Он начальник Чистильщиков.
— Опять Чистильщики! О них только и говорят здесь и всегда
Шефтер инстинктивно понизил голос, как и все здесь, кто заговаривал на эту тему:
— Чистильщики — старинный масонский орден.
Молодой человек широко открыл глаза.
— Да ведь я и сам масон!
— Вы?! Зная это, я ни за что не принял бы вас к себе в дом, хоть бы вы предложили мне сто долларов в неделю.
— Почему вы так не любите орден? Это общество составилось во имя дел милосердия и добра.
— Может быть где-нибудь, но не у нас.
— А здесь?
— Это общество убийц.
Мак-Мердо недоверчиво засмеялся.
— Где доказательства? — спросил он.
— Где доказательства? А разве вам мало пятидесяти убитых? Что вы скажете о Мильмене, Ван-Шорсте, о семье Пикльсон, о старом мистере Айме, о маленьком Билле Джемсе и других? Доказательства! Будто в долине найдется хоть кто-нибудь, мужчина или женщина, кто не знал бы доказательств!
— Это простые сплетни, я требую фактов, — сказал Мак-Мердо.
— Прожив в нашем городе подольше, вы получите достаточно фактов. Впрочем, я и забыл: вы тоже из них и скоро станете таким же, как и прочие. Прошу поискать себе другое помещение, мистер, я не стану держать вас у себя, уже и то достаточно плохо, что один из этих господ приходит к нам ухаживать за Этти, и я не смею выгнать его. А уж среди своих жильцов я их видеть не желаю. Нет, нет: следующую ночь вы должны провести уже под другой крышей.
Над Мак-Мердо был произнесен приговор: его не только изгоняли из удобной комнаты, но и отдаляли от девушки, которую он страстно полюбил. Выйдя от старика, он застал Этти в гостиной и рассказал ей обо всем.
— Я бы не так уж огорчился, будь дело только в комнате, — сказал он, — но, право, Этти, хотя я и знаю вас всего неделю, а жить без вас не могу!
— Ах, молчите, мистер Мак-Мердо, не говорите так, — прервала его Этти. — Ведь я говорила вам, что вы опоздали. У вас на дороге стоит другой; правда я не обещала ему выйти за него, но и сделаться невестой кого-нибудь другого теперь не могу.
— А явись я раньше? Мог бы я надеяться?
Этти закрыла лицо руками.
— Бог видит, как я хотела бы этого… — прошептала она, заливаясь слезами.
Мак-Мердо опустился перед ней на колени.
— Ради бога, Этти, пусть так и будет, — произнес он. — Неужели из-за полуобещания вы погубите свое и мое счастье? Слушайтесь своего сердца: оно правдивее слов, сказанных в минуту, когда вы сами не знали, что говорите.
Его сильные смуглые пальцы сжали белые руки Этти.
— Скажите, что вы будете моей женой — и мы вместе пойдем навстречу судьбе.
— Мы уедем отсюда?
— Нет, мы здесь останемся.
— Почему бы нам не уехать?
— Я не могу уехать, Этти.
— Почему же?
— Я никогда не смогу нести голову прямо, если буду знать, что меня выгнали отсюда. Кроме того, чего же нам бояться? Разве мы не свободные люди в свободной стране? Если мы любим друг друга, кто осмелится встать между нами?
— Вы не знаете, Джон… Вы пробыли здесь слишком короткое время… Вы не знаете этого Болдуина, этого Мак-Гинти с его Чистильщиками.
— И не знаю и не боюсь их, и даже не верю в них, — ответил Мак-Мердо. — Я жил среди грубых людей, моя дорогая, и никогда никого не боялся; напротив, кончалось тем, что окружающие начинали бояться меня. Но скажите: если Чистильщики, как говорит ваш отец, совершили в долине Вермиссы одно преступление за другим и если все знают их имена, почему никто не предал преступников правосудию? Скажите, Этти?
— Никто не решается выступить против них свидетелем. Всякий, кто осмелится дать неблагоприятное для них показание, не проживет и месяца… Кроме того, всегда найдется кто-нибудь из шайки, кто под присягой покажет, будто во время совершения преступления обвиняемый был в противоположной части долины. Я думала, что газеты Штатов пишут об этом ужасном обществе.
— Я, правда, читал кое-что о Чистильщиках, но думал, что все это выдумки. Может быть, Этти, у них есть причины поступать так, как они поступают; может быть их обижают, и они не в состоянии защититься другим путем?
— О, Джон, замолчите. Именно такие слова я слышу от другого…
— От Болдуина? Да?
— Да, и потому я презираю его. О, Джон, теперь я могу сказать вам правду: я всем сердцем ненавижу его и в то же время боюсь. Боюсь за себя, а, главное, за отца. Я знаю, если мне вздумается высказать ему мои истинные чувства, на нас обрушится беда. Вот почему мне пришлось отделаться от него полуобещанием: в этом заключалась наша последняя надежда. Но если бы вы согласились бежать со мной, Джон, мы взяли бы с собой отца и зажили бы где-нибудь вдали от власти страшной шайки.
На лице Мак-Мердо снова обрисовалась борьба, и снова оно окаменело.
— Ничего дурного не случится с вами, Этти, ни с вашим отцом. Что же до этих страшных людей… Наступит время, и вы поймете, что я не лучше самого дурного из них.
— Нет, нет, Джон. Я всегда буду доверять вам.
Мак-Мердо с горечью засмеялся.
— Боже мой, как вы мало обо мне знаете! Вы, с вашей невинной душой, не подозреваете, что во мне происходит… Ого, что это за гость?
Дверь резко распахнулась, и в комнату развязно, с видом хозяина, вошел красивый молодой человек, приблизительно одних лет с Мак-Мердо, схожий с ним ростом и фигурой. Из-под его широкополой фетровой шляпы, которую он не потрудился снять, виднелось лицо со свирепыми, властными глазами и орлиным носом.