Долина Виш-Тон-Виш

Купер Джеймс Фенимор

При ссылке на мадианитян проповедник был гораздо менее внятен. То, что в этом намеке так или иначе подразумевался великий Отец зла, сомневаться не приходилось, но каким образом избранные жители этих областей были обречены ощущать его пагубное влияние, оставалось не столь ясным. По временам жадный слух тех, кого долго взвинчивало впечатление, будто ежедневно пред их очами предстают зримые проявления гнева или любви Провидения, ласкало радостное убеждение и вера в то, что война, бушевавшая тогда вокруг них, имеет целью подвергнуть испытанию их моральную броню и что их триумфальные победы послужат к чести и безопасности Церкви. Затем пошли двусмысленные оговорки, поставившие под вопрос, не является ли возвращение нечистой силы, которая, как было известно, вовсю

орудовала в провинциях, ожидаемым судилищем. Не следует полагать, что сам Мик имел совершенно ясное умственное понятие по этому тонкому вопросу, ибо было нечто от туманной галлюцинации в том, как он толковал его, как будет видно из заключительных слов.

— Вообразить, что Азазелю приятно смотреть на долготерпение и стойкость избранного народа, — заявил он, — означает думать, будто самая суть праведности может обретаться в мерзости обмана. Мы уже видели на многих трагических примерах, как ярится его завистливый дух. Если требуется поднести к вашим глазам предостерегающий сигнал, по которому можно узнать присутствие этого вероломного врага, я должен сказать словами человека сведущего и искушенного в этих хитростях, что «когда некое лицо в здравом уме осознанно и заведомо стремится искать и обрести от дьявола или любого другого бога, помимо истинного Бога Иеговы, способность делать или знать вещи необыкновенные, до которых он не может дойти своими собственными человеческими способностями», тогда он может растерять дарованное ему и должен дрожать за свою душу. И — о, братья мои! Сколь многие из вас цепляются в эту самую минуту за подобные трагические заблуждения и поклоняются вещам мирским, вместо того чтобы насыщаться голодом пустыни, который есть пища тех, что будут жить вечно! Возденьте очи свои горе, братья мои…

— Лучше обратите их к земле! — прервал глубокий властный голос из главного нефа церкви. — Имеется насущная нужда во всех ваших способностях, чтобы спасти жизнь и даже чтобы сохранить храм Господень!

Религиозные бдения составляли отдохновение жителей в этом отдаленном поселении. Когда они встречались совместно, чтобы облегчить жизненные тяготы, молитва и хвалебные песнопения служили одним из обычных и допустимых развлечений. Для них проповедь была подобна веселому сценическому представлению в других, более суетных общинах, и никто не внимал Слову холодно и равнодушно. Буквально повинуясь приказу проповедника и в согласии с его поведением, все глаза в собрании были обращены к голым стропилам кровли, когда незнакомые звуки голоса того, кто заговорил, рассеяли временное помрачение. Нет надобности говорить, что все задвигались и стали искать объяснение этому неожиданному призыву. Пастор потерял дар речи равным образом от удивления и от возмущения.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедить всех присутствующих, что речь, похоже, пойдет о новых и важных событиях. Неизвестный сурового вида со спокойным, но проницательным взглядом стоял рядом с Уитталом Рингом. Его одежда была простого покроя и из ткани местной выделки. Однако его экипировка свидетельствовала о достаточном знакомстве с войнами Восточного полушария, чтобы поразить чувства. Его рука была вооружена сверкающим палашом, какие тогда использовались кавалеристами Англии, а за его спиной висел короткий карабин человека, воевавшего в седле. Его лицо отличало выражение достоинства и даже властности, и не было необходимости в повторном взгляде, чтобы увидеть, что по характеру незваный гость решительно отличается от гримасничающего юродивого, стоящего рядом с ним.

— Почему человек неизвестной внешности явился мешать богослужению в храме? — вопросил Мик, когда изумление вернуло ему дар речи. — Трижды этот святой день был осквернен стопой постороннего, и поневоле возникает сомнение, а не живем ли мы под воздействием сил зла.

— К оружию, люди Виш-Тон-Виша! К оружию и на свою защиту!

Снаружи раздался крик, который, казалось, прокатился по всей долине, а затем тысячный вопль разнесся под сводами леса и словно слился в один враждебный грохот над обреченной деревней. То были звуки,

которые слышались слишком часто или слишком часто описывались, чтобы их не понял каждый. Последовала сцена дикой суматохи.

Все мужчины при входе в церковь оставляли свое оружие у дверей, и большинство отважных жителей пограничья устремились туда, чтобы завладеть им. Женщины собрали детей возле себя, и сквозь привычную сдержанность начали прорываться крики ужаса и тревоги.

— Тише! — воскликнул пастор, явно возбужденный до степени, превосходящей человеческие чувства. — Прежде чем мы разойдемся, вознесем голос к нашему небесному Отцу. Молитва будет такой же силы, как если бы тысяча солдат сражалась ради нас!

Суматоха улеглась так внезапно, словно повеление исходило из того места, куда надлежало обратить их молитву. Даже незнакомец, следивший за приготовлениями суровым, но тревожным взглядом, склонил голову и, казалось, от всего сердца присоединился к молитве.

— Боже! — воскликнул Мик, протягивая свои худые руки с ладонями, простертыми высоко над головами паствы. — По твоей воле мы уходим. С твоей помощью врата ада не поглотят нас. Твое милосердие вселяет надежду на небесах и на земле. Ради твоей скинии мы проливали кровь. Ради твоего Слова мы боремся. Сразись за нас, о Царь Царей! Пошли свои небесные легионы нам в помощь, чтобы победная песнь воскурилась фимиамом над твоими алтарями, а ушей врага достигла мерзкая хула. Аминь!

Такая сила была в голосе оратора, такое сверхъестественное спокойствие в тоне и такая огромная вера в поддержку могущественного союзника, которому молились, что эти слова дошли до сердца каждого. В людях не могло не быть силы характера, но высокий и вдохновляющий энтузиазм далеко превосходил ее влияние. Таким вот образом разбуженные зовом чувств, которые никогда не умирали, и руководимые всеми побудительными Жизненными интересами, люди высыпали из храма на защиту личности и домашнего очага и, как они верили, религии и Бога.

Обстоятельства настоятельно потребовали не только подобного рвения, но и всей физической энергии самых решительных из них. Зрелище, представшее их глазам по выходе на открытый воздух, могло привести в ужас воинов более опытных и парализовать усилия людей, менее подверженных влиянию религиозного экстаза.

Темные фигуры мелькали в полях на склонах холмов. И всюду можно было видеть, как вниз по склонам, ведущим к долине, вооруженные дикари неистово мчатся вперед по тропе разрушения и мести. Вслед за ними уже пошли в ход огонь и нож, ибо бревенчатый дом, амбары и отдельно стоящие постройки Рейбена Ринга и некоторых других, живших на краю поселения, выбрасывали клубы густого дыма, среди которых яростно сверкали разветвленные и злобные языки пламени. Но самая большая опасность угрожала вблизи. Длинная цепь жестоких воинов рассыпалась даже по лугам. И в каком бы направлении ни обращался взор, он встречал страшное подтверждение, что деревня полностью окружена превосходящими силами врагов.

— В укрепление! — Закричал кто-то из тех, что были впереди и первыми увидели характер и неизбежность опасности, сами бросившись вперед в направлении укрепленного дома. — В укрепление, а не то мы пропали!

— Стойте! — воскликнул голос, такой непривычный для ушей большинства услыхавших его, но своей силой и твердостью заставлявший повиноваться. — С этим безумным беспорядком мы и вправду пропадем. Пусть капитан Контент Хиткоут придет ко мне на совет.

Несмотря на то, что суматоха и сумятица теперь в самом деле начали страшным образом бушевать вокруг него, спокойное и владеющее собой лицо, наделенное законным и, вероятно, моральным правом приказывать, не утратило своего обычного хладнокровия. По тому, как Контент сперва с большим удивлением смотрел на неизвестного при неожиданном вторжении того в церковную службу, и по взглядам тайного взаимопонимания и признания, которыми они обменялись, было ясно, что они встречались ранее. Но было не время для приветствий или объяснений и не тот случай, чтобы терять даром драгоценные минуты в бесполезных спорах по поводу того или иного мнения.