Долорес Клейборн
Шрифт:
Надвигалась гроза.
— Если этот проклятый Джо-младший наболтал тебе неправду обо мне… — начал он.
— Джо-младший не говорил мне ни слова, — сказала я, — так что не утруждай себя, Джо. Мне рассказала Селена. Она рассказала мне все — как пыталась угодить тебе после той ночи, когда я ударила тебя кувшином, и как ты отплатил ей, и что случится, если она хоть когда-нибудь расскажет.
— Она маленькая обманщица! — выкрикнул Джо, отшвыривая газету на пол, как если бы это могло стать доказательством. — Врунья и подлиза! Я сниму ремень, и как только
Он приподнялся в кресле. Вытянув руку, я снова усадила его. Это чертовски легко сделать — толкнуть человека, пытающегося встать из кресла-качалки; меня даже удивило, насколько это легко. Правда, три минуты назад я чуть не разнесла ему голову скалкой, а это ведь должно же было вылиться во что-то.
Глаза его превратились в щелки, и он закричал, что мне лучше не шутить с ним.
— Тебе удавалось это раньше, — проревел Джо, — но это не значит, что ты сможешь одерживать верх каждый раз, когда тебе этого захочется.
— Прибереги свои угрозы для дружков, — сказала я. — Сейчас ты должен не разговаривать, а слушать… и слышать, что я говорю, потому что каждое слово будет иметь свой вес. Если ты еще хоть раз попытаешься приставать к Селене, я посажу тебя в тюрьму за растление малолетних или за изнасилование — смотря за что тебя дольше будут держать в кутузке.
Это смутило его. Рот его снова приоткрылся, и несколько мгновений он просто молча смотрел на меня.
— Ты никогда… — начал было он, но вдруг замолчал. Потому что понял: я сделаю это. Поэтому он надулся, нижняя губа оттопырилась еще больше, чем всегда. — Конечно, ты на ее стороне, — пробурчал он. — Ты никогда не спрашиваешь, каково мне, Долорес. Ты даже не интересуешься моими мотивами.
— Разве у тебя есть таковые? — спросила я. — Когда мужчине без малого сорок лет и он просит свою четырнадцатилетнюю дочь снять трусики, дабы посмотреть, сколько волос выросло на ее лобке, разве для такого мужчины может быть хоть какое-то оправдание?
— В следующем месяце ей будет пятнадцать, — сказал Джо, словно это что-то меняло. В этом был весь Джо.
— Ты хоть слышишь сам себя? — спросила я. — Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?
Джо посмотрел на меня, потом наклонился и поднял газету.
— Оставь меня в покое, Долорес, — мрачно произнес он, — Я хочу дочитать эту статью.
Я хотела вырвать эту проклятую газету у него из рук и вдавить ее ему в морду, но тогда наверняка завяжется драка, а я не хотела, чтобы дети — особенно Селена — пришли и увидели что-либо подобное. Поэтому я просто подошла к Джо и осторожно, одним пальцем отогнула газету.
— Сначала ты пообещаешь мне, что оставишь Селену в покое, — произнесла я, — чтобы мы смогли покончить с этим грязным делом. Ты пообещаешь мне, что никогда в жизни не прикоснешься к ней подобным образом.
— Долорес, ты не… — начал он.
— Пообещай мне, Джо, или я превращу твою жизнь в ад.
— Ты думаешь, я боюсь этого? — выкрикнул он. — Ты превратила в ад последние пятнадцать лег моей жизни — твое мерзкое лицо ничто не может украсить! Если тебе не нравится, какой я, то это твоя вина!
— Ты еще не знаешь, что такое ад, — продолжала я, — но если ты не оставишь ее в покое, то очень скоро узнаешь.
— Хорошо! — взвизгнул он. — Хорошо, я обещаю! Вот! Сделано! Ты удовлетворена?
— Да, — ответила я, хотя это было и не так. Он уже никогда не смог бы удовлетворить меня. Даже если бы и сотворил одно из библейских чудес. Я намеревалась уехать с детьми из дома, иначе он станет мертвым еще до конца года. Что именно произойдет, для меня было не важно, но я не хотела, чтобы он догадался о чем-нибудь раньше, чем это уже невозможно будет изменить.
— Хорошо, — произнес Джо. — Теперь мы все решили, и давай покончим с этим делом, ведь так, Долорес? — Но он нехорошо смотрел на меня, его глаза блестели, и это не очень-то понравилось мне. — Ты считаешь себя очень умной, правда?
— Нет, — возразила я. — Раньше я была очень сообразительной, но ты видишь, во что меня превратила семейная жизнь.
— Ну что ж, продолжай, — произнес Джо, все еще с усмешкой глядя на меня. — Но ты еще не все знаешь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты сама разберешься, — ответил он и развернул газету жестом богача, желающего удостовериться, что дела на бирже идут вполне нормально. — Для такой шустрой девочки, как ты, это будет совсем не трудно.
Мне это не понравилось, но я проглотила обиду. Частично потому, что не хотелось ворошить осиное гнездо дольше, чем это было необходимо, но дело было не только в этом. Я действительно считала себя шустрой, по крайней мере более сообразительной, чем он. Если бы он начал действовать за моей спиной, я бы поняла это буквально через пять минут. В общем, мною руководила гордыня, поэтому мысль о том, что Джо уже начал действовать, тогда не пришла мне в голову.
Когда дети вернулись из магазина, я отослала мальчиков в дом, а сама уединилась с Селеной. Позади нашего дома были заросли ежевики, в это время года кусты стояли почти голые. Ветер чуть слышно шумел в ветвях. Это был звук одиночества Из-под земли выпирал большой белый камень, и мы уселись на него. Над Ист-Хед всходила луна, и когда Селена прикоснулась к моим рукам, я почувствовала, что пальцы ее были так же холодны, как и далекая луна.
— Я боюсь идти в дом, мамочка, — произнесла Селена дрожащим голоском, — Я пойду к Гане, хорошо? Пожалуйста, разреши мне.
— Тебе нечего бояться, родная, — ответила я. — Я обо всем позаботилась.
— Я не верю тебе, — прошептала она, но ее лицо сказало, что она хочет этого, — ее лицо сказало, чти она больше всего на свете хочет поверить.
— Это правда, — успокоила я ее. — Он пообещал оставить тебя в покое. Отец не всегда сдерживает свои обещания, но это он сдержит, особенно теперь, когда я наблюдаю за ним, а он не может больше рассчитывать на твое молчание. К тому же он не на шутку испуган.
— Испуган — почему?