Долорес Клейборн
Шрифт:
Я подумала, что если сильнее прижму Селену по поводу ее задержек в школе, мои проблемы с ней только увеличатся. Что бы я ни спросила ее, звучало бы так:
«Что ты задумала, Селена?», и если это звучало так для меня, тридцатипятилетней женщины, то как бы это звучало для девочки, не достигшей даже пятнадцатилетнего возраста? В этом возрасте очень трудно разговаривать с детьми: нужно ходить на цыпочках, как будто на полу стоит баночка с нитроглицерином.
Вскоре после начала учебного года в школе было родительское собрание, и я приготовилась к нему. Мне не нужно было говорить обиняками с классным руководителем Селены, и я спросила ее напрямую, знает ли она, почему Селена стала задерживаться в школе в этом году. Та ответила, что не знает, но вроде бы для того, чтобы успевать приготовить уроки. Я не сказала этого вслух, но подумала, что Селена в прошлом году вполне
Никто из других учителей тоже не смог помочь мне. Я слушала, как они превозносят Селену до небес, и, возвращаясь домой на пароме, знала не больше, чем если бы осталась дома.
На пароме, сидя у окна, я наблюдала за девочкой и мальчиком, которые были не старше Селены, они стояли на палубе, взявшись за руки, и зачарованно смотрели на поднимающуюся над океаном луну. Он повернулся к ней и сказал что-то смешное, девочка рассмеялась. «Ты будешь глупышкой, если упустишь такой шанс, парнишка», — подумала я, но он не упустил — просто склонился к ней, взял за другую руку и поцеловал. «Господи, какая же я глупая, — подумала я, наблюдая за ними. — Или глупая, или просто уже старая, чтобы помнить, что такое быть пятнадцатилетней, когда каждый нерв твоего тела дрожит и пылает, как свеча днем, а особенно вечером. Селена познакомилась с мальчиком, вот и все. Ей понравился мальчик, и они, возможно, вместе делают уроки в школе. Больше изучают друг друга, чем учебники». Я даже несколько успокоилась, должна я вам сказать.
Я думала об этом несколько дней после этого — единственное преимущество в стирке простынь, глажении рубашек и выбивании ковровых дорожек это то, что у вас остается много времени на раздумья, — и чем больше я думала, тем менее спокойной я становилась. Она никогда не говорила ни о каком мальчике, во-первых, и вообще не в характере Селены умалчивать о том, что происходит в ее жизни. Она уже не была такой же открытой и дружелюбной со мной, как раньше, нет, но между нами не было и стены молчания. Кроме того, я считала, что если Селена влюбится, то об этом будут знать все вокруг.
Важная вещь — пугающая — это то, как ее глаза смотрели на меня. Я всегда понимала: если девушка сходит с ума по какому-нибудь парню, то ее глаза напоминают люстру, в которой зажжены все лампочки. Когда я искала такой искрящийся свет в глазах Селены, то не находила его… но это было еще не самое плохое. Тот свет, который был в них прежде, тоже ушел — вот что было ужасно. Смотреть в ее глаза было все равно что смотреть в окна пустого дома, из которого выехали жильцы и забыли закрыть ставни.
Наблюдение за этим открыло мне глаза, и я начала замечать множество мелочей, которые я могла увидеть и раньше — должна была увидеть, если бы не работала как лошадь и если бы не обвиняла себя в том, что Селена видела, как я угрожала ее отцу.
Первым моим открытием было то, что причина была не только во мне — она шла и от Джо. Селена перестала выходить поговорить с ним, когда Джо чинил мотор или делал что-нибудь по хозяйству, и перестала сидеть на ручке его кресла, когда мы смотрели телевизор. Если она и оставалась сидеть в гостиной, то устраивалась в углу на кресле-качалке с вязанием на коленях. Но чаще всего она не оставалась с нами. Селена уходила в свою комнату и закрывала за собой дверь. Казалось, Джо даже не замечает этого. Он просто откидывался в своем кресле и держал на руках Малыша Пита, пока не приходило время укладывать его спать.
Вторая причина была в ее волосах — Селена перестала мыть голову каждый день, как раньше. Иногда волосы казались такими жирными, что можно было на том жиру даже поджарить яйца, а это уже совсем не было похоже на Селену. У нее всегда был отличный цвет лица — персик с молоком, это она унаследовала от Джо, — но в тот октябрь прыщики на ее лице расцвели, как одуванчики после Дня Поминовения. Румянец исчез с ее щек, пропал также и аппетит.
Она по-прежнему общалась со своими лучшими подружками — Таней Кэрон и Лаурой Лэнгилл. Селена ходила к ним время от времени, но вовсе не так часто, как раньше. И этот факт заставил меня вспомнить, что ни Таня, ни Лаура не приходили к нам в дом с тех пор, как начался учебный год… и, может быть, даже в последний месяц каникул. Это напугало меня, Энди, и это склонило меня даже к более внимательному наблюдению за моей девочкой. И то, что я увидела, напугало меня еще больше.
Например,
Дома она надевала мешковатые свитера, доходившие ей до колен, и я никогда не видела Селену в джинсах. Выходя на улицу, она наматывала на голове уродливый тюрбан из шарфа — нечто настолько большое, что нависало над ее бровями и делало ее глаза похожими на двух диких зверьков, выглядывающих из пещеры. Она походила на мальчишку-сорванца, но я считала, что с этим уже покончено, когда Селене исполнилось двенадцать. Однажды вечером, когда я вошла к ней в комнату, забыв предварительно постучать, Селена только что сняла платье, оставшись в одной комбинации, и она, должна я вам сказать, вовсе не напоминала мальчика.
Но самым плохим было то, что она стала очень мало разговаривать. Не только со мной; судя по нашим отношениям, я могла понять это. Однако Селена перестала разговаривать со всеми. Она сидела за обеденным столом, опустив голову и пряча глаза, а когда я пыталась заговорить с ней, расспрашивая, как прошел ее день и тому подобное, то в ответ получала только: «Нормально. Хорошо» — вместо целого потока болтовни, как обычно. Джо-младший тоже пытался разговорить Селену, но тоже наткнулся на каменную стену молчания. Он поглядывал на меня с изумлением. А как только заканчивался ужин и тарелки были вымыты, она уходила из дома или поднималась к себе в комнату.
Прости меня, Господи, но сначала я думала, что у нее все это происходит из-за марихуаны… и не смотри на меня так, Энди, как будто я не понимаю, о чем говорю. В те дни это называлось именно так, а не просто «травка», но это было одно и то же, и на острове было достаточно людей, употребляющих ее… Большое количество марихуаны перевозили через остров контрабандой, как и сегодня, и некоторое количество ее оседало здесь. Тогда еще не было кокаина, слава Господу, но если бы вам захотелось покурить травки, вы без труда нашли бы ее. Как раз в то лето был арестован Марки Бенуа — у него обнаружили четыре тюка товара. Возможно, именно из-за этого такая мысль взбрела мне в голову, но даже спустя столько лет я не представляю, почему я настолько усложняла столь очевидные вещи. Настоящая проблема и причина всех бед сидела за столом прямо напротив меня, чаще всего нуждаясь в мытье и бритье, и я смотрела прямо на него — Джо Сент-Джорджа, самого большого скандалиста острова Литл-Толл, ни на что не годного человечка — и думала, что, может быть, моя хорошая девочка курит марихуану и поэтому остается в школе после уроков. И это я, которая утверждает, что мать научила ее уму-разуму. Господи!
Я уже раздумывала над тем, чтобы устроить тайный обыск в комнате Селены, но потом сама эта мысль вызвала во мне отвращение. Какая бы я ни была, Энди, но я надеюсь, что я не способна на подобную гнусность. И я, даже видя, что теряю столько времени, обходя углы и набивая шишки, все же решила подождать, надеясь, что проблема разрешится сама собой или Селена сама все расскажет.
Затем наступил день — незадолго до Хэллоуина note 5 , потому что Малыш Пит положил бумажную ведьму у входа в дом, насколько я помню, — когда я должна была пойти к Стрэйхорнам после ленча. Я и Лайза Мак-Кенделлес собирались проветрить капризные персидские ковры — это нужно делать каждые шесть месяцев, иначе они выцветут или еще что-нибудь. Я надела пальто, застегнула его и уже почти дошла до дверей, когда подумала: «Зачем же ты надела такое теплое пальто, дурочка? На улице по крайней мере шестьдесят пять градусов жары по Фаренгейту, как летом в Индии». А потом этот внутренний голос вернулся и сказал: «Не может быть, чтобы было шестьдесят пять; скорее всего, на улице сорок. К тому же очень сыро». Вот так я и поняла, что не пойду ни к каким Стрэйхорнам сегодня днем. Я должна сесть на паром, отправиться на материк и узнать, что же происходит с моей дочерью. Я позвонила Лайзе и сказала, что мы займемся коврами в другой день, и отправилась к парому. Я как раз поспела на два пятнадцать. Если бы я опоздала на него, то потеряла бы Селену, и, кто знает, как бы все оно вышло.
Note5
Канун Дня Всех Святых — церковный праздник, отмечаемый 1 ноября