Доля Ангелов
Шрифт:
— Я в порядке…
— Что я пропустила?
При звуке знакомого голоса, который он не слышал уже очень давно, Лейн напрягся и медленно повернулся назад.
— … Мама?
На верхней лестничной площадке, впервые за несколько лет, стояла его мать, поддерживаемая сиделкой. Вирджиния Элизабет Брэдфорд Болдвейн, или Маленькая ВЭ, как ее называли в семье, была одета в длинное белое платье из шифона, в ушах бриллиантовые серьги, жемчужное ожерелье на шее. Волосы были превосходное уложены, цвет лица прекрасный, хотя наверняка это результат хорошего
— Мама, — повторил он, вскочив на ноги и через две ступеньки рванув вверх по лестнице.
— Эдвард, дорогой, как ты?
Лейн моргнул пару раз. Сиделка предложила ей руку, которую она охотно приняла.
— Хочешь спуститься вниз?
— Думаю, я должна. Но, видно, я опоздала. Я все пропустила.
— Да, гости приходят и уходят. Все в порядке, мама. Давай спускаться.
Рука его матери была, как птица, настолько тонкая, и когда она оперлась на его руку, он фактически не почувствовал ее веса. Они медленно спускались, ему хотелось подхватить ее на руки и отнести, ему казалось, это самый безопасный вариант.
Она споткнулась? Он боялся, что дойдя до последней ступеньки, она рассыпется, превратившись в прах.
— Твой дед был великим человеком, — произнесла она, пока они спускались в фойе, ступив на пол из черно-белого мрамора. — Ой, посмотри, они убирают все напитки.
— Уже пора.
— Мне так нравятся летние дни, они длятся дольше.
— Не хочешь посидеть в гостиной?
— С удовольствием, дорогой, спасибо.
Его мать за последнее время не очень часто выходила, поэтому когда она прошла через арку, и наконец, добралась до шелковых диванов перед камином, Лейн усадил ее на один из них, подальше от входной двери.
— О, какой красивый сад, — улыбнулась она, обратив свой взор к французским дверям. — Он выглядит таким чудесным. Знаешь, сколько работает Лиззи, чтобы сад был в таком состоянии!
Лейн снова скрывал свое удивление, налив себе бурбона из Bradford Family Reserve. Он немного был вне себя, что поддался своему влечению выпить.
— Ты знаешь, Лиззи?
— Она приносит цветы ко мне в комнату… ах, вот ты где. Лиззи, ты знаешь моего сына? Ты должна быть с ним знакома.
Лейн поднял глаза вверх, как раз вовремя — Лиззи делала реверанс, поэтому хорошо себя контролировала.
— Миссис Брэдфорд, как вы? Я так рада увидеть вас снова.
Хотя фамилия его матери была юридически Болдвейн, в поместье ее всегда называли миссис Брэдфорд. Так было испокон века, и это было одной из первых вещей, которую его отец ненавидел больше всего, по крайней мере, в этом сомневаться не приходилось.
— Ну, спасибо тебе, дорогая. Ты же знаешь Эдварда?
— Да, — улыбаясь ответила Лиззи. — Я встречалась с ним.
— Скажи мне честно, дорогая, ты помогаешь мне с этим мероприятием?
— Да, мэм.
— Почему у меня такое чувство, что я опоздала на него? Мне всегда говорили, что я опоздаю на собственные похороны. Также как я опоздала на похороны своего собственного отца.
Пару
— Как ты выбираешь цветы — это всегда восхитительно, — сказала его мать Лиззи. — Мне так нравятся букеты, которые ты мне приносишь. Я с нетерпением жду дня, когда ты их поменяешь. Всегда новое сочетание цветов, оно никогда не повторяется.
— Спасибо, миссис Брэдфорд. Теперь, если вы меня извините?
— Конечно, дорогая. Я понимаю, что у тебя много работы. Представляю, какая уйма народу здесь побывала. — Мать грациозно махнула рукой, словно махнула перышком в воздухе, ее огромный грушевидный алмаз на шеи поймал блеск солнечного света и замигал, как новогодняя лампочка. — Теперь, скажи мне, Эдвард. Как обстоят дела на Старом складе? Боюсь, что некоторое время я совсем выпала из жизни.
Лиззи сжала руку Лейна, прежде чем оставила их двоих, и Господи, Лейну так хотелось последовать за ней из комнаты. Вместо этого он сел на диван, картина с Ильей Брэдфордом над камином, казалось, он внимательно смотрел на него сверху вниз.
— Все нормально, мама. Просто отлично.
— Ты всегда был отменным бизнесменом. Ты похож на моего отца, знаешь ли?
— Это комплимент.
— Да, в некотором роде.
Ее голубые глаза стали светлее, нежели он помнил, возможно потому, что он не часто смотрел в них. И ее волосы, уложенные как у королевы Елизаветы, не были таким уж густыми, или он уже подзабыл. Кожа казалась настолько тонкой, как лист папиросной бумаги, и была полупрозрачный, словно из тонкого шелка.
Она выглядела на все восемьдесят пять, а не шестьдесят пять.
— Мама? — позвал он.
— Да, дорогой?
— Умер мой отец. Ты же знаешь об этом, правильно? Я говорил тебе.
Ее брови сошлись, но морщины не появились, не потому, что она колола ботокс. Наоборот, она росла еще в ту эпоху, когда молодым дамам не следовало выходить на солнце, не потому, что существовала опасность рака кожи, о которой стало известно в последствии, и не из-за опасности истончения озонового слоя. А всего лишь потому, что зонтик был стильным аксессуаром для богатых дочерей.
Шестидесятые годы богатых людей Юга, напоминали сороковые.
— Мой муж…
— Да, умер отец, не дедушка.
— Это тяжело, для меня настало… тяжелое время… сейчас, — она улыбнулась с таким выражением лица, что он даже не смог понять — чувствует ли она что-то или нет, поняла ли она его слова. — Но мне стоит к этому привыкнуть. Брэдфорды всегда адаптировались. Ох, Максвелл, дорогой, ты появился!
Она протянула руку вперед и посмотрела вверх, он спросил себя, черт возьми, кого она еще там увидела, может у нее глюки.