Доля дьявола
Шрифт:
Джин вскинула голову.
— О? И что ты ей сказал? Обещаю, я не буду злиться, если ты скажешь честно. Я не буду выпячивать гордость и все такое. Я постепенно привыкаю к изменениям.
— Я сказал ей, что ты единственная женщина, которую я когда-либо любил.
Сердце Джина начало колотиться где-то в горле.
— Ты… так сказал?
— Да. — Он открыто посмотрел ей в глаза. — Мне кажется, что с ней нужно общаться честно, ничего не скрывая. И это правда то, что я сказал.
— Но… Я не понимаю.
Самюэль Ти. скрестил
— Никаких «но». Именно так. Ты единственная женщина, которую я когда-либо любил, давай посмотрим правде в глаза… и раз уж ты заговорила о гордости, признаю, я не горжусь, что прошел через достаточное количество женщин, видно, чтобы понять, что для меня нет ни одной, кроме тебя.
Джин подумала, что она ослышалась или что-то неправильно поняла.
— Прости… я… а как же Амелия?
— А что она? У нее есть мать… и отец. И я понимаю, что для современного поколения это несколько шокирующая комбинация, но в некоторых семьях принято, чтобы родители и дети жили вместе. В течение долгого времени. Например, месяцев. Лет. Десятилетий… — он помолчал. — Пока смерть не разлучит нас.
Джин затрясло, причем так сильно, что ей пришлось обхватить щеки руками, потому что у нее застучали зубы.
— О чем ты говоришь, Самюэль Ти.? Прошу тебя, я знаю, что не заслуживаю этого, но, пожалуйста, не будь со мной жесток. Я больше не вынесу этого
Самюэль Ти. отошел от своего Jaguar.
— Я думаю, что нужно оставить прошлое. Оставить все в прошлом во временах нашей молодости, оставить в воспоминаниях и закрыть эту дверь. И начиная с сегодняшнего дня, начать все сначала. Мы совсем стали другими. Более обновленными, по-прежнему влюбленными друг в друга, желающими соединиться, без каких-либо игр, лжи и сожалений. Начнем все сначала, прямо здесь и сейчас.
Джин почувствовала слезы у себя на щеках.
— Что скажешь, Джин? Ты готова повзрослеть со мной? Потому что я готов быть с тобой рядом.
Он протянул к ней руку.
Ей не требовалось время, чтобы все обдумать.
Учитывая, что у нее пропал голос, она усиленно кивнула, насколько могла.
— Я люблю тебя, — вскрикнула она, положив руку в его ладонь. — Я так тебя люблю…
И тут же они упали в объятия друг друга.
Положив голову на плечо Самюэля Ти., она замерла, а потом он зашептал ей что-то на ухо, и она перевела взгляд на лужайку.
Амелия стояла рядом с Харлеем.
И улыбалась, глядя на своих родителей.
Глава 43
Эдвард вышел из «Мерседеса» Саттон и окинул взглядом здание, которое было двухэтажным, но не маленьким, насколько но мог вспомнить, с огромным открытым пространством внутри.
— Я подожду тебя здесь, — взволновано произнесла Саттон. — Или ты хочешь, чтобы я оставила тебя здесь, уехав?
— Нет, мне слишком далеко идти отсюда до Истрели.
— Ладно, я люблю тебя.
— Я тоже тебя
Правда состояла в том, что Саттон придавала ему мужество и силы.
Закрыв дверь машины, он поправил черный костюм и галстук. И пошел вперед, ненавидя, что так заметно хромает, но здесь он уже ничего не мог изменить.
Войдя в затемненное, больше напоминающее ангар, помещение, ему в нос ударил запах нефти, и он почувствовал невыносимую жару, поскольку стены были металлическими, а верх крыши все время находился под солнечными лучами. По крайней мере, здесь был один кондиционер, он слышал его журчание, но где-то в дальнем офисе.
Он продвигался вперед мимо рядов косилок, экскаваторов, погрузчиков и плугов. Все стояло на определенных местах: будь баллон с газом или мешки с семенами травы, воздуходувки или грабли, тачки или четырехколесные транспортные средства, все было в хорошем состоянии, было видно, что за всем ухаживали.
Кабинет главного садовника был застеклен, но стекла были такими старыми и пыльными, что с трудом можно было что-то через них разглядеть. Но внутри кто-то был, Эдвард различил силуэт фигуры.
Эдвард остановился у закрытой двери. Прочистил горло, а потом поднял руку и постучал.
— Даа, — последовал резкий ответ.
А потом скрипнув, дверь открылась.
Гэрри МакАдамс замер на пороге… внезапный страх появился в его глазах.
И в этот момент, Эдвард получил ответы на все свои вопросы, которые хотел ему задать. И все же он был вынужден спросить:
— Вы знаете, кто я?
Пожилой мужчина попятился и, казалось, чудом нашел свое кресло. Прошло довольно много времени, прежде чем он ответил двумя словами со своим южным акцентом, соединив их в один слог:
— Дасир.
Эдвард на мгновение прикрыл глаза.
— Я знаю, что вы… ты разочарован по поводу меня, — тихо произнес Гэрри.
— Нет, — резко возразил Эдвард, открыв глаза. — Это настоящее облегчение. Я всегда хотел иметь отца, которым мог бы гордиться.
Гэрри от его ответа растерялся окончательно.
— О чем ты говоришь, я всего лишь простой садовник.
Эдвард отрицательно покачал головой.
— Вы хороший человек, вот о чем я говорю.
Глава садовников снял свою кепку, Эдвард внимательно разглядывал его лицо, замечая свои черты и глаза… Да, его глаза. Они были точно такими же голубыми, как и у него.
— Знаешь, я сохранял дистанцию, — сказал Гэрри. — Потому что твоя мама настоящая леди. Она не знает, что делать с таким, как я. Но знаешь, я люблю ее. Я всегда любил ее и всегда буду. И чтобы ты знал, я никогда ее ни о чем не просил. Она давала мне свою любовь, как могла и когда могла, и этого для меня более чем достаточно.
— Не возражаете, если я присяду? Мои ноги уже не очень хорошо слушаются.
Гэрри наклонился, собираясь встать, Эдвард остановил его рукой, опустившись на трубу. И они какое-то время просто смотрели друг на друга.