Доля казачья.
Шрифт:
Прозрение наступило и очень ясное. А то бить будут, и казачки тоже! И очень больно будет. А утром многие казачки уже щеголяли в новых кофточках, которые успели сшить за одну ночь из цветастой трофейной материи.
Ну как же не уважить своих геройских мужей. Пусть и им радостно будет. А жена-то у него уж больно хороша, не чета другим. И умница, и красавица, и хозяйка хоть куда — всё за одну ночь успела. Дать бы Федоркину по его тыкве, чтобы в следующий раз думал, что говорит. Чуть столько делов не натворил, со своими воспоминаниями.
Прощание было недолгим.
Сотня Бодрова так и осталась под его командованием. Лютов не стал ничего менять, раз хорошо показали себя в деле казаки, то пусть так всё и дальше будет.
— А соответствующее звание мы тебе быстро присвоим, Бодров-атаман!
Война, она или возносит высоко казака, тогда он парит в небе как орёл. А может и вовсе его не заметить, если не растоптать вообще.
Но последнего позора не должно быть. Казак с детства с конём и с оружием дружит и уже на службе у Царя-батюшки состоит. Для того он и рождён казаком — чтобы счастливым быть. И на войне тоже!
— Сотником будешь, Лука! Ты этого заслужил!
— Любо казаки!?
— Любо!
Сотник
Прервал свой рассказ дедушка Григорий Лукич, и заулыбался. Видно было, что ему приятно было всё вспомнить.
Забеспокоился маленький Саша, и старшие внуки тоже.
— Дедушка милый, что же дальше-то было? Ты так интересно всё рассказываешь, прямо ты сам там побывал, с Лукой Васильевичем, отцом своим.
— Вот здесь ты угадал, внучек, на фронт я собрался в свои пятнадцать лет. Надоело мне диверсантов различных ловить, да на побегушках у казачек бегать. Так всё и сказал атаману Лютову. На фронт хочу, испытать казачью долю, к отцу в сотню.
Вся сухопарая фигура атамана расправилась, и он как бы ростом стал выше, и плечи пошире стали.
— Молодец казачок! Весь в деда своего пошёл, Василия Бодрова. Орёл вырос! Пусть отец всё сам и решает, я не против его решения. Знаю, что всё равно дома не усидишь, раз на волю рвёшься.
Молчал отец, не знал что ответить, но всё же нашёлся.
— В другом случае плетюганов тебе бы вволю всыпал, но не военное это дело. Война не мама родная, и не всякий взрослый там выдержит. Если опозоришь меня, Гришка, то смотри тогда, плохо тебе будет! Становись в строй, да прежде с матерью своей попрощайся, успокой её.
Лука уже тепло улыбался сыну, в свои пышные усы.
— Нашёл же время, когда подойти с просьбой к атаману, хитрец Гришка!
Так и началась моя военная жизнь, всё наравне с взрослыми делил. За их спины прятаться не приходилось, не приучен был. Но тут случилось такое, что и атаман не нашёлся что сказать.
— А меня с собой возьмёте, простым казаком?
Перед Иваном Матвеевичем
— Не знаю, что тебе ответить, отец Никодим, раз ты не хочешь, чтобы тебя батюшкой величали.
Я думаю, что ещё нет такой необходимости тебе воевать, хотя мыслишь ты правильно. Всем казакам спокойней будет с Божьим благословением в бой идти.
Но немного подумал и ответил атаман.
— Ты для них и там всегда примером будешь. Так что можешь крест свой с груди не снимать, так воюй! А в кулачном и сабельном бою тебе равных бойцов нет, я это и сам знаю. Разве что Лука захочет позабавиться, ведь вы друзья с ним. Но это ваше дело.
Воюй, отец Никодим!
Догадываюсь я, что ты за смерть своего отца с маньчжурами посчитаться собираешься. Никак, в Пекин попасть хочешь?
Будем там, обязательно будем! С такими казаками да не побывать там, грех великий.
Пожал тяжёлую руку попа атаман Лютов.
— Но в бою и тебе воли нет, запомни это! Двойной крест нести будешь, только строгое послушание командиру и не иначе.
Большая семья у отца Никодима и все они к барже пришли провожать родителя.
Здесь и попадья Елизавета и детей с ней чуть не с десяток. Но никто из ни, не плачет, казацкий порядок! Хотя и чёрные там, и белые, всякие дети есть, полный интернационал.
Заговорил сам батюшка.
— Моё дело дети продолжат, они и в грамоте преуспели и церковных делах поднаторели. А мне свои дела вершить надо, иначе поздно будет. Жизнь моя к закату потихоньку идёт. Уже полголовы седых волос, а за отца я так и не отомстил. И за целое стойбище убитых эвенков тоже. Ведь кто-то же послал убийц? Не сами же они пришли сюда.
Ходко двигалась буксируемая баржа к Благовещенску на выручку осаждённому нашему городу.
Возле города сгруппировались Амурские казаки в своё небольшое войско и приготовились к наступлению на осаждавших город маньчжуров.
С другой стороны к городу подошли Забайкальские казаки с атаманом Копчённым и тоже ждали сигнала к атаке.
Маньчжуры со своим многотысячным войском особо не беспокоились. Их силы во много раз превосходили силы казаков. Да и оружия у них хватало с избытком. Особенно пушек разного калибра с богатым боезапасом. Да ещё ко всему у них был превосходящий флот с орудиями на борту. Вот он то и создавал головную боль казачьим атаманам. Но казаки не паниковали, не раз они били во много раз превосходящие силы маньчжуров. И в этот раз были уверены в победе, но буром идти не собирались. На баржу срочно поставили орудие, что захвачено было Лукой Бодровым в его первой разведке. И загрузили вдоволь боеприпасов. Укрепили её борта мешками с песком и посадили туда абордажную команду из двух десятков человек. Гольды на своих больших, но лёгких лодках тоже разместили абордажных казаков. И до начала атаки на маньчжурские катера все эта маленькая флотилия затаились по малозаметным протокам.