Доля казачья
Шрифт:
Обида глубоко прижилась в сердце японца. Хоть и не было в нём дворянской спеси, но такое и не дворянину тяжело простить.
Идиллия правильно поняла своего отца и взяла его за руку. И глядя в глаза ему, тихо сказала:
— Забудь о плохом, отец, он у нас в гостях. Он честный человек!
И Василию стыдно за тот свой поступок, ты ведь сам это знаешь, те слова были в бою сказаны. Григорий жив, и Василий должен победить, ведь они и нашу честь защищают. И твоя школа в их успехе есть — ведь правда это?
— Прости доченька, что-то нашло на меня — стареть начал! Я бы и сам стал на его место в бою и защитил бы его, ты ведь знаешь это. Честный
Помолчал, и продолжил господин Тарада:
— Я сам его на ноги поднял, а мог и не делать этого — это Богу угодное дело. Его он и оберегает лучше меня.
И с каждым ударом самурайского меча Такахаси господин Тарада всё больше возвращается в своё далёкое и незабываемое прошлое…
Русскую девочку Настю он запомнил навечно, хотя сам он тогда был на несколько лет старше её. Эта синеглазая куколка, с соломенными волосами, сразу запала в его душу, как только увидел её. Ей было очень тяжело тогда, этой русской девочке, ни языка она не знала, ни родителей. И привёз её в родительский дом старый слуга отца, Фумидзаки.
Сожгли село русских переселенцев хунхузы. Жителей безжалостно поубивали, а ее, маленькую, они не смогли убить — рука не поднялась у разбойников. Потом хунхузы решили продать её. Но что ещё хуже могло быть тогда? Может только сама смерть, которая возможно, была бы избавлением в её положении. Так и осталась сиротка жива.
Отец Сэцуо Тарада тогда находился в длительном рейде со своим отрядом по тылам русских казаков. Он был кадровый разведчик, и работы у него всегда с избытком хватало.
Примчались японцы на пожарище, а там хунхузы добро убитых русских людей делят. И, как былиночка, возле убитых родителей девочка склонилась. Увидел её полковник Тарада и что-то в его душе, в один миг, перевернулось. Никогда не трогали японцы хунхузов: те им и ценные сведения доставляли и часто проводниками у них были. А тут рука сама к сабле потянулась и принялся он охаживать ею, за просто так, бандитов. Постреляли японцы остальных беглецов-хунхузов и всё, само собой, успокоилось. Их мёртвые тела уже не вызывали у разведчиков агрессию. Всё, как у хищников, раз не двигаются объекты охоты, то и опасности они уже никакой не представляют. Девочка-сирота сама тихонечко подошла к его отцу Сэцуо Тарада. О чем думала она тогда, уже никто и никогда не узнает. Наверно злой рок её вёл, а может и он хотел ей помочь. Но тогда это было её единственное спасенье.
Встретились их глаза, сострадание и жалость девочки передались японскому полковнику. Ведь очень много несправедливости он сам вытерпел с самого раннего своего детства. Хотя и рода он был настолько высокого, что, казалось бы, все эти страдания не для него. Но, как известно, чем выше ты сидишь или летаешь, то тем больнее падать оттуда.
Благородный человек, он всё это глубоко переживал в своей душе. Но дух воина, истинного самурая в постоянных боях постепенно укреплял и его душу. И он стал беспощаден, прежде всего, к самому себе, терзал и губил свою жалость в пекле боя. А тут вдруг ясно понял, что эта кроха увидела в нем своего защитника. Эдакий сказочный богатырь, и за отца с мамой отомстил, и за хороших людей заступился. И хоть на русских людей он совсем не похожий, но добрый он, да ещё на сказочном коне. Таких коней она никогда и во сне не видала. И уже на сильных руках этого богатыря девочка расплакалась. Грязные и цепкие её ручонки намертво вцепились в его потную гимнастёрку. Так и уснула она на его руках, и не посмел богатырь потревожить её.
За
Хотя она могла остаться в живых: она или сын — выбор был тогда. И она, ни минуты не задумывалась, потому что любила благородного и единственного своего Суцуо Тарада. И всё уже было решено раньше. Намико сама так решила. Тогда полковник не мог и думать, что и там могла быть интрига и чей-то злой умысел. Только потом, уже много позже, он смог предположить, что и здесь что-то было не так — могла бы жить его любимая жена. Но подтверждения своей версии он так и не нашёл, и врача уже не было в живых. Так все ниточки и оборвались, и предъявить кому-то претензии было бы просто глупо. Потому что на верху всей этой пирамиды был сам Император.
И сын Ичиро, как две капли воды похожий на Намико, где-то в далёкой Японии сейчас растёт без него. До жути обидная ирония его судьбы. И известно, что на войне всё это ещё горше выглядит. Всё сплелось в этом мире в один живой узел. И теперь, по прошествии многих лет, уже генерал Ичиро Тарада, с глубокой тоской вспоминает умерших: отца своего, полковника Сэцуо Тарада, маму, красавицу Намико и свою любимую жену Настю.
Так ведь сложилась вся их дальнейшая жизнь, что любовь соединила их пылкие и юные сердца до самого последнего вздоха. Как он любил свою Настю он, Ичиро Тарада! Разве найдутся такие слова! Но всё это позже было, а пока отец возил её с собой, из одного похода в другой. У него не было душевных сил расстаться с Настей, как бы оторвать её от своей изболевшей души. Пока полковник всё же окончательно не осознал, что только погубит ребёнка. И хотя она заменила ему всё, что он уже давно потерял, её надо было спасать, и немедленно!
В его отряде все солдаты любили русскую девочку искренней, отцовской любовью. То ей ёжика принесут, толстого и недовольного, и от этого смешно фыркающего. То маленького весёлого зайчонка, то самодельных кукол наделают. И у них душа не на месте была, тосковала о семье и о далёком доме.
Надо было как-то решать эту сложнейшую задачу. Ведь все они прекрасно понимали, что не место девочке на войне. И особенно в таком секретном отряде, где смерть кругом витает. Тут и мужикам не под силу бывает стойко вынести все тяготы солдатской судьбы. Вызвал своего слугу полковник на откровенный разговор. И всё золото и деньги, что у него были, высыпал перед своим слугой, вмиг оторопевшим Фумидзаки.
Тот упал на колени и не знал, что ответить хозяину. Понял он, что тот не в себе сейчас.
— Возьми сам, сколько тебе надо денег, потому что твой поступок по своему достоинству не будет иметь цены. Но Настю мою, сокровище души моей, доставь поскорее домой, в Японию. Это моя единственная просьба к тебе.
Полковник был очень бледен, сказывалось его постоянное недосыпание и всяческий дискомфорт — только бы, этой крохе-девочке было хорошо. Но война есть война, и всего здесь можно было ожидать каждый миг, а ей — жить надо.