Доля секунды (из сборника"Птицы")
Шрифт:
— То есть как это нет?! — возмущенно возразила миссис Эллис. — Дайте мне сюда обе книги, я вам сейчас все найду.
Констебль подошел и положил их перед ней на стол. Она отыскала в телефонной книге свою букву и провела по странице пальцем, помня, что ее фамилия напечатана в левой колонке, в середине. Фамилия Эллис повторялась несколько раз, но все это были какие-то другие Эллисы, живущие по другим адресам. Она открыла адресный справочник и под номером семнадцать по Элмхерст-роуд обнаружила фамилии Болтон, Апшоу, Бакстер… Она отодвинула от себя книги и, ничего не понимая, посмотрела на
— Эти справочники у вас неверные, — растерянно произнесла она, — какие-то устаревшие или поддельные — не те, что у меня дома.
Полицейский захлопнул обе книги и, помолчав, сказал:
— Ну что ж, миссис Эллис, я вижу, вы переутомились, и вам нужно первым делом отдохнуть. Мы постараемся связаться с вашими знакомыми. Обещаю вам сделать это в самое ближайшее время. А пока вас проводят в спокойное место, я пошлю к вам врача, он с вами побеседует, даст успокоительное, вы поспите, соберетесь с силами, а утром будет видно. Может быть, к тому времени вам станет получше, да и мы успеем что-нибудь для вас выяснить.
Женщина в полицейской форме помогла миссис Эллис подняться со стула и сказала:
— Пройдемте.
— А как же мой дом? — торопливо заговорила миссис Эллис. — Там ведь остались грабители! И Грейс, моя прислуга, — они ее, наверно, связали, где-то спрятали… Это ведь бандиты, преступники! Вы должны немедленно что-то предпринять, иначе они скроются, уйдут от наказания! Мы и так потеряли здесь уже полчаса…
— Не волнуйтесь, миссис Эллис, — сказал начальник, — предоставьте все нам, мы знаем, что делать.
Миссис Эллис продолжала возмущаться, продолжала что-то доказывать, но надзирательница вывела ее в коридор и куда-то повела, увещевая на ходу: «Спокойненько, не надо шуметь, не надо скандалить — никто вам ничего худого не сделает», — и не успела миссис Эллис оглянуться, как она оказалась в какой-то комнатушке с железной койкой — боже! да это же камера, тут содержатся арестанты! Между тем надзирательница уже помогала ей снять пальто, откалывала булавки с шарфа у нее на голове; заметив, что миссис Эллис от слабости еле стоит на ногах, она проворно уложила ее на кровать, прикрыла грубым серым одеялом и подсунула под голову жесткую казенную подушку.
Миссис Эллис вцепилась в женщину обеими руками и не отпускала. Все-таки лицо у нее не злое.
— Я вас умоляю, — сказала она, — позвоните моей приятельнице, миссис Дрейкотт, в Чарлтон-корт, и попросите ее приехать. Ее номер — Хампстед 40–72. Ваш начальник не желает меня слушать. Он мне не верит.
— Хорошо, хорошо, вы только не волнуйтесь, — сказала надзирательница.
И тут в эту комнату, в эту камеру вошел еще кто-то. Какой-то энергичный, чисто выбритый господин с чемоданчиком. Он поздоровался с тюремщицей и, раскрыв чемоданчик, вынул оттуда стетоскоп и термометр. Потом с ободряющей улыбкой повернулся к миссис Эллис.
— Так, так, — сказал он, — вы, я слышу, немножко расклеились? Ничего, мы вас быстро приведем в порядок. Дайте руку, пожалуйста.
Миссис Эллис поднялась и села на узкой железной кровати, натянув на себя одеяло.
— Доктор, — начала она, — я ничем не больна. Просто у меня страшные неприятности, и из-за этого я в таком нервном состоянии.
Но врач ее не слушал. С помощью надзирательницы он сначала измерил ей температуру — при этом градусник ей сунули под мышку и руку плотно прижали, в общем, обращались с ней, как с ребенком, — а потом стал считать ей пульс, оттянул книзу веки, приставил к груди стетоскоп… А миссис Эллис все говорила:
— Я понимаю, вы исполняете свои обязанности. Как вам сказали, так вы и делаете. Но я считаю нужным официально заявить, что и здесь, в участке, и до этого у меня дома, куда полиция приехала по моему вызову, я столкнулась с самым безобразным и безответственным обращением. Я не знакома лично с депутатом от нашего округа, но я убеждена, что, когда он услышит мою историю, он этого так не оставит, и виновные понесут ответственность. К сожалению, я вдова, близких родственников у меня нет, моя дочка в пансионе для девочек, мои друзья, мистер и миссис Коллинз, сейчас в отъезде, за границей, но управляющий отделением моего банка…
Тем временем доктор протирал ей руку ваткой со спиртом, потом взял шприц и ввел ей в вену иглу — и миссис Эллис, охнув от боли, упала головой на подушку. Доктор не отпускал ее руку, следил за пульсом; голова у нее кружилась все сильнее и сильнее, и она чувствовала, как по телу разливается странное оцепенение — по-видимому, начинало действовать лекарство. По щекам у миссис Эллис текли слезы. Она уже не могла сопротивляться. Она была без сил.
— Ну, как теперь? — спросил доктор. — Чуточку лучше?
Во рту и в горле у нее пересохло. Наверно, ей впрыснули что-то такое, что парализует человека, делает его абсолютно беспомощным. Но от сердца у нее немного отлегло. Ярость, страх и отчаяние, которые только что кипели в ней, как будто отступили; судорожное нервное напряжение спало. Она, конечно, плохо все объяснила. И вообще сама виновата: забыла дома сумочку. Да, если бы не сумочка… и если бы эти злоумышленники были не такие изворотливые, не такие коварные… «Тихо, — приказала она себе, — успокойся. Хватит».
Наконец доктор отпустил ее руку и произнес:
— Что если мы еще разок послушаем вашу историю? Значит, вы говорите, что вы миссис Эллис?
Миссис Эллис вздохнула и закрыла глаза. Неужели начинать все сначала? Ведь у них, наверно, и так все подробно записано. Что толку повторять одно и то же, если дело в полиции поставлено из рук вон плохо — это ясно с первого взгляда! Даже справочники, даже телефонные книги у них не те, все адреса и фамилии перепутаны. Ничего удивительного, что вокруг творятся безобразия — убийства, кражи и еще бог весть какие преступления; чего еще ждать, если вся система прогнила насквозь? Депутат… как же его фамилия? Вертится на языке… Очень симпатичный, положительный на вид, светлые волосы, так серьезно смотрит с предвыборных афиш. Конечно, баллотироваться от Хампстеда всякому лестно. Он непременно сам займется ее вопросом…