Должен жить
Шрифт:
— А ты пришел с карабином? — спросил Матти
Феликс кивнул.
— Понятно, — сказал Матти.
— А правда, что Юрковского чуть из огнемета не сожгли? — спросила Наташа.
— И меня вместе с ним, — сказал Феликс. — Мы спустились в каверну, а огнеметчики не знали, что мы там. С этой каверной мы начнем работу через два месяца. Там, по-моему, сохранились остатки водопровода. Водопровод очень странный — не круглые трубы, а овальные.
— Ты еще надеешься найти двуногих, прямостоящих? — спросил Сергей.
Феликс покачал
— Нет, здесь мы их не найдем, конечно.
— Где — здесь?
— Возле воды.
— Не понимаю, — сказал Пеньков. — Наоборот, если их нет здесь, у воды, значит, их и вообще нет.
— Нет, нет, нет! — проговорила Наташа. — Я, кажется, понимаю. У нас на Земле марсиане стали бы искать людей в пустыне. Это же естественно. Подальше от ядовитой зелени, подальше от областей, закрытых тучами. Искали бы где-нибудь в Гоби. Так, Феликс?
— Да, примерно так, — сказал Феликс. — То есть я хочу сказать, что тоже так думаю.
— Значит, мы должны искать марсиан в пустынях? — спросил Пеньков. Хорошенькое дело! А зачем же им тогда водопроводы?
— Может быть, это не водопроводы, — сказал Феликс, — а водоотводы. Вроде наших дренажных канав.
— Ну, это ты, по-моему, слишком, — возразил Сергей. — Скорее уж они живут в подземных пустотах. Впрочем, я сам не знаю, почему это, собственно, скорее, но все равно — то, что ты говоришь, слишком уж смело… Ненормально смело!
— А иначе нельзя, — ответил Феликс тихо.
— Смотрите-ка! — удивился Пеньков и вылез из-за стола. — Мне ведь пора!
Он пошел через комнату к груде меховой одежды.
— И мне пора, — сказала Наташа.
— И мне, — поднялся Сергей.
Матти принялся убирать со стола. Феликс аккуратно подвернул рукава и стал ему помогать.
— Так зачем у тебя так много часов? — спросил Матти, косясь на Феликсовы запястья.
— Забыл снять, — пробормотал Феликс. — Теперь это, наверное, ни к чему.
Он ловко мыл тарелки.
— А когда они были к чему?
— Я проверял одну гипотезу, — произнес Феликс. — Почему пиявки нападают всегда справа? Был один случай, когда пиявка напала слева — на Крейцера, который был левша и носил часы на правой руке.
Матти с изумлением воззрился на Феликса:
— Ты думаешь, пиявки боялись тиканья?
— Вот это я и хотел выяснить. На меня лично пиявки не нападали ни разу, а ведь я ходил по очень опасным местам.
— Странный ты человек, Феликс, — сказал Матти и снова принялся за тарелки.
В столовую вошла Наташа и весело спросила:
— Ну, Феликс, вы идете? Пошли вместе.
— Иду, — отозвался Феликс и направился в переднюю, на ходу опуская засученные рукава.
«ТАХМАСИБ». ГИГАНТСКАЯ ФЛЮКТУАЦИЯ
Был час обычных предобеденных занятий. Юра изнывал над «Курсом теории металлов». Взъерошенный, невыспавшийся Юрковский вяло перелистывал очередной
«Изменение кристаллической решетки кадмиевского типа в зависимости от температуры в области малых температур определяется; как мы видели, соотношением…» — читал Юра. Он подумал: «Интересно, что случится, когда у Алексея Петровича кончатся последние журналы?» Он вспомнил рассказ Колдуэла, как парень в жаркий полдень состругивал ножом маленькую палочку и как все ждали, что будет, когда палочка кончится. Юра прыснул.
И в тот же момент Юрковский резко повернулся к Быкову:
— Если бы ты знал, до чего мне все это надоело, Алексей! До чего мне хочется размяться…
— Возьми у Жилина гантели, — посоветовал Быков.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю…
— Догадываюсь, — проворчал Быков. — Давно уже догадываюсь.
— И что ты по этому поводу… э-э… думаешь?
— Неугомонный старик, — сказал Быков и закрыл журнал. — Тебе уже не двадцать пять лет. Что ты все время лезешь на рожон?
Юра с удовольствием стал слушать.
— Почему… э-э… на рожон? — удивился Юрковский. — Это будет небольшой, абсолютно безопасный поиск…
— А может быть, довольно? — спросил Быков. Он снял очки и холодно взглянул на Юрковского. — Может быть, довольно этого беспардонного фанфаронства? Игра со смертью — это звонко звучит, но необычайно плохо пахнет. Что у тебя за манера, Владимир: из всех дел выбирать не самые нужные, а самые опасные?
— Что значит — опасные? — закричал Юрковский. — Опасность — понятие субъективное! Тебе это представляется опасным, а мне нисколько.
— Ну вот и хорошо, — сказал Быков. — Поиск в кольце Сатурна представляется мне опасным. И поэтому я не разрешу тебе этот поиск производить.
— Ну хорошо, хорошо! — закричал Юрковский. — Мы еще об этом поговорим! — Он раздраженно перевернул несколько листов отчета и снова повернулся к Быкову. — Иногда ты меня просто удивляешь, Алексей! Если бы мне попался человек, который назвал бы тебя трусом, я бы размазал наглеца по стенам, но иногда я гляжу на тебя, и… — Он затряс головой и перевернул еще несколько страниц отчета.
— Есть храбрость дурацкая, — наставительно сказал Быков, — и есть храбрость разумная!
— Разумная храбрость — это катахреза!«Спокойствие горного ручья, прохлада летнего солнца», — как говорит Киплинг. Безумству храбрых поем мы песню!…
Катахреза — соединение несовместимых понятий.
— Попели и хватит. В наше время надо работать, а не петь. Я не знаю, что такое катахреза, но разумная храбрость — это единственный в наше время приемлемый вид храбрости. Без всяких этих… покойников. Кому нужен покойник Юрковский?