Должностные лица
Шрифт:
Васе вспомнился Рокосовский, и уточнять про редакцию отпала охота.
— А сколько платят?
— Не знаю, кажется, тридцать копеек за страницу.
Он бы дал ей тридцать рублей, только бы сделала она за него эту тягомотину.
— Понимаешь, Соня, есть один секретный материал, отпечатать бы. Плачу двойную цену, даже тройную, не беспокойся.
А у нее опять улыбочка, будто Вася ее щекочет.
— Где ваш материал? Давайте.
— Поступила к нам такая вот… ни то, ни ее. — Он вытащил из кармана пиджака сложенный листок, развернул перед ней: — Вот смотри, надо отправить, чтобы тут не пахло.
Соня быстренько пробежала глазами корявые
— Анонимка, что ли?
— Что ты! Секретные сведения. Надо напечатать и фугануть в два адреса — в газету «Правда» и Брежневу. Сможешь?
Соня рассмеялась — нельзя, Василий Иванович, у каждой машинки свой почерк, его легко распознать, легче даже, чем почерк человека, чему Вася удивился, буквы-то одинаковые!
— А другой машинки у тебя нет?
— В бухгалтерии есть, но все равно нельзя, лучше где-нибудь чужую найти.
— Вот и найди, Соня, будь добра, за мной не заржавеет, вот возьми десять рублей, новенькую…
Отказывать Василию Ивановичу неловко, он совсем недавно чинил Соне машинку, заело ленту, за минуту все сделал, но зачем деньги?
Надо сказать, у Сони странность, при виде новой десятки появляется какой-то зуд везде, аж в зубах, бумага упругая, гибкая, у Сони даже соски наливались, когда она брала в руки щекотную, свеженькую купюру, но она, хоть убей, никому не признается, не дай бог, какой-нибудь мужчина узнает.
— У вас тут в трех словах четыре ошибки, Василий Иванович «бальшой», «бирёт». Или вот еще «прахадимец».
Вася подумал секунду и дал ответ:
— Так и шуруй, как есть. Видно же, темный человек писал, не похожий на нас с тобой. К примеру, ты вышла покурить, а зашел какой-нибудь ханурик и отшлепал на твоей машинке. Принимаешь вариант?
— Я не курю! — Соня прыснула.
— Ну, там чаю попить, в бухгалтерии зарплату давали, мало ли что. А он уселся и давай, как из пулемета. Соня, шуруй, не боись, кому сгореть, тот не утонет.
— Ох, Василий Иванович, с вами не соскучишься.
Вася достал сложенный ввосьмеро платок, вытер лоб, посмотрел на стол — вроде он выложил ей десятку только что, а там пусто. Или забыл? Спросить? Нет, позорно. Пересчитаю свои деньги, и если не хватит… Беда в том, что он не знает последнее время, сколько у него наличных в кармане.
— Значит, порядок?
— Будет сделано, — и ничего не добавила, ни спасибо за деньги, ни когда расчет.
Да не жлобись ты, Махнарылов, сказал он себе, человек тебя выручает, спас от бессонной ночи и, может быть, не одной, а ты десятку обещал, а не дал, станет ли она делать? Выбросит в мусорную корзину, и все дела. И будет Мельник на них давить, пока не спихнет и шефа, и Васю Махнарылова. Он достал еще одну десятку и положил на стол перед Соней.
— Я обещал, вот оплата по трудовому соглашению.
— Так вы уже оплатили!
Ну а что Васе оставалось? Он гордый.
— Я знаю, что делаю, только прошу сегодня же отправить. Махнарылов ушел, а Соня села печатать. Она вспомнила Мельника,
плешивого дядю, довольно симпатичного толстого кота, который угощал ее жвачкой. Если верить анонимке, он похитил триста тысяч рублей. А что это за сумма, хватит ли обложить по экватору, если по рублю? А если, к примеру, накупить холодильников по триста рублей — тысяча холодильников. А сколько дубленок самых дорогих, по тысяче? Триста штук, повесить их на плечики, на целый квартал хватит. Нет, дядечка этот плешивый со шрамом ей очень даже интересен. Когда он опять приедет?
Отпечатала три экземпляра,
В конце дня Соня поехала сдавать на почту комбинатскую переписку, не забыла прихватить два конверта по просьбе Василия Ивановича. Но не забыла она и слова Клары Георгиевны, которая вела курс машинописи и делопроизводства: «Девочки, вы должны помнить, пишущая машинка — это множительный аппарат, с его помощью можно размножить как хорошее, так и плохое. Будьте осторожны, вас могут вовлечь в какую-нибудь нехорошую историю в корыстных или даже в политических целях. С помощью пишущей машинки несознательный человек может совершить идеологическую диверсию, вы можете пострадать и испортить себе всю жизнь. Не надейтесь, девочки, на то, что все машинки одинаковые, ничего подобного, почерк у них у всех разный».
Соня всегда помнила напутствие Клары Георгиевны. Зачем, скажите пожалуйста, девушке неприятности в самом начале карьеры? Приедет комиссия, начнут разбираться, обязательно сравнят шрифт. Нет, лучше с этими письмами подождать, еще лучше, уничтожить их. Она будет виновата перед Василием Ивановичем, он оплатил ее услуги, но тут надо прикинуть, что лучше, что хуже? Пускай он будет уверен, что все пошло по инстанциям. Почту отправила, а эти два концерта на улице возле урны мелко-намелко порвала.
Казалось бы, дело сделано, из двух зол Соня выбрала меньшее — не выполнила поручение Махнарылова. Анонимка уничтожена, никому ничего не грозит, но… маленького зла не бывает, бывают большие последствия.
Эх, Вася, Вася, разве ты мог подумать, что твоя сегодняшняя беспечность станет со временем роковой.
Глава восьмая ВЫПОЛНИМ И ПЕРЕВЫПОЛНИМ
Шевчик привез норку клеточную около четырех тысяч штук и сидел целую неделю в красном уголке комбината, перебирал по сортности, по размеру, качеству и цвету. Много было дефектов, но для деловара чем хуже сырье, тем лучше, можно сколько хочешь списать — на бумаге, а на деле пустить списанное сырье в выделку и пополнить резерв.
Шибаеву он привез японские часы «Ориент», магнитофон «Панасоник-стерео, джинсы штатовские его сыну младшему (с него сняли прошлым летом в Астрахани, куда он ездил поступать в училище матросов). Но главное, по просьбе шефа Алесь отобрал триста штук лучшей норки цвета «жасмин», якобы для образцов на республиканскую ярмарку. Шкурки были отменные, что сделал бы Мельник? Скорее всего, пустил бы по местным тузам для укрепления связей. Шибаеву надо укреплять капитал, у него сокращенная программа, а связи, которые есть, вполне обеспечат дело. Решили так — Шевчик летит в Кутаиси и продает все триста по сто рублей каждую. Но сначала формальности, не в лесу живем. Выписали накладную об отпуске Шевчику, товароведу и экспедитору, трехсот шкурок нестандартной норки по цене тридцать одна копейка за шкурку. Уплатив девяносто три рубля, Шевчик продаст их за тридцать тысяч. Все гениальное, как известно, просто. Но поскольку эти несчастные девяносто три рубля нельзя оприходовать, то их по бестоварной накладной номер такой-то отправляют в ЦУМ зав. меховым отделом Тлявля-совой. Только теперь партия прекрасных шкурок получила документальное прикрытие, никакие ревизоры не докопаются.