Должностные лица
Шрифт:
— Что случилось, Рока?
Он дрожащим от обиды голосом еле выговорил:
— Я их поубиваю, гадов!
— Сейчас, минутку, я поставлю чай. — И еще что-то говорила ему громко издалека, из кухни обыденные слова, не связанные с комбинатом. Пусть ему покажутся пустяком, все эти преследования, доносы, ревизии. Она застелила маленький столик салфеткой, поставила чашки, печенье в вазочке, налила ему чай, сервиз ему специально поставила.
— Я не хочу им платить, а они меня заставляют. Обдирают, как жалкого хмыря!
— Спокойнее, Рока, ты же такой мужчина! Они твоей подметки не стоят.
— Пошли
Она смотрела на него отсутствующим взглядом, до нее не доходит сказанное, или она не согласна, и он сердито спросил:
— Ты меня слышишь?
— Слышу, Рока, но по правде сказать, не понимаю. Ты что, работаешь один, кустарь-одиночка?
— Почему ты так решила?
— Ты мне излагаешь ситуацию, как будто твои компаньоны с луны свалились вчера вечером, а до этого ты не был связан с ними никак. Ведь был же? Так в чем теперь дело? Ты стал директором и решил, кого хочу выбрасываю, кого хочу ставлю. Но ведь у них давно отлаженная система.
Он уже слышал об этом — систему надо усложнять, а не упрощать. Неужели он один такой баран непонимающий? Разве платить кому попало означает усложнять?
— Рока, если ты идешь на разрыв, то обязан подключить их к другому источнику.
— Но у них же шайка, банда, мафия!
— Рока, что за слова? Разве ты не с ними? И что ты будешь делать без них?
— Все прощать? — закричал он. — До каких пор?!
— Сделай вид, будто ты не видишь их козней. Ты еще раз убедился, что нужно платить.
— Да-а, убедили, — сказал он после молчания.
— Они могут убрать тебя как не соответствующего должности.
— Ты как будто заодно с ними.
— Я вынуждена говорить об их интересах, потому что ты не прав. Ради нашего благополучия ты обязан платить, иначе развалится ваша фирма. И не пытайся их обмануть, все равно узнают. Тебе надо сыграть простака, будто ты ничего не заподозрил, прокол вышел с накладными и теперь пришла пора Голубю принять меры по охране. Иди к нему — Гриша, маленькое огорчение, ревизия. Сколько тебе нужно, чтобы ты уплатил ребятам?
Она права — сделать вид. Они и делают ему вид — Шибер мужик прямой, крепкий, его все таким знали, но в схватке с ними, с Гришей в частности, то и дело вылезал из него другой, горбатенький, плюгавенький, жадненький — плюнуть и растереть. Гриша с Мишей без особых усилий выставляют Шибера жлобом, а сами выглядят щедрыми натурами, культурными, образованными, с пониманием, с уважением. Походя делают из него мелкого такого мерзавчика.
— Рока, ты сильная личность, позвони ему и скажи, что у тебя по работе неприятности, нужна помощь. Согласен?
Он махнул рукой.
— Согласен. А ты сейчас позвони в больницу, пусть позовут Горобца, и ты скажешь, что ему в пищу подсыпали мышьяк.
— Только и всего?
— Только без хи-хи и ха-ха.
Она взяла справочник,
— Я вас очень прошу, это его сестра говорит.
Ждала с трубкою у щеки и смотрела на Шибаева, подмигивая, совсем девушка, такая молодая, задорная, ей к лицу всякие такие шалости, в детстве она наверняка лупила мальчишек.
— Это Горобец? — Тот подтвердил. Ирма продолжала: — Вам в передачу подложен мышьяк, смертельная доза, учтите
Горобец ответил, что передачи ему не носят, он круглый сирота. К тому же у него диета номер один «А».
— Смертельная доза будет вам подсыпана в диету.
Яша ответил, что ни одно живое существо не станет есть диету один «А», а он тем более.
— Найдем способ, будете уверены. На комбинате всем известно про вашу провокацию с накладными. Готовятся ваши похороны.
Яша попросил гроб за счет профсоюза. На этом разговор закончился. Ирме трудно было удержать смех, она бросила трубку, а Шибаев рассвирепел — ты говорила с ним, как стерва, кокетничала, а надо, чтобы у подонка кровь леденела! Все на свете этот проходимец может свернуть на шутку, и мышьяка сожрет любую дозу и не поморщится. Ирма пообещала позвонить вечером еще раз.
— Ты не можешь мне объяснить почему, когда я был в доле у Мельника, я ничего не выведывал, не контролировал. Дают — бери, бьют — беги, и все было мирно. Почему они так не могут?
— Гришу не устраивает топтание на месте, он проявляет инициативу, требует разворота, это, хочешь знать, культура.
Но почему Голубь не контролировал Мельника? И ухом не повел, не ударил в колокола, когда обнаружилось, что Мельник дурил не только Шибаева, но и своего друга Голубя?
— А сейчас ты спокойно полежи, отдохни рядом со мной.
Она сдернула покрывало с широкой кровати, нажала педаль, матрац, как палуба, поднялся, достала подушки, одеяла, вновь опустила широченное лежбище. Уложила Шибера, поглаживая, прижимаясь к нему… И он забыл все дела, осыпалась, как песок, вся эта муть с машиной, с лисой, с ревизией, — весь мир забыл. Эх, если бы они были первыми, Адамом и Евой, они воспитали бы свое потомство без греха, — если бы только первыми, и никого больше… Ирма знала — теперь можно с ним говорить. Он был скован, а она освободила, блокаду сняла, и он ощутил себя человеком вечным, лежал успокоенный, благостный и свободный от кандалов повседневности, великодушный, все прощающий.
— Полежи спокойно, полежи, — негромко говорила она, поглаживая его лицо, плечи.
Легко сказать, полежи, когда ему надо бежать, в тринадцать десять его ждет Башлык. Он даже ей не может сказать пока, куда идет, может быть, в Москве скажет. И машину он вызывать не будет, пройти два квартала по свежему воздуху ему не повредит.
Они встречались с Башлыком в исключительных случаях в доме с фотоателье, в уютной квартире, хозяева которой уехали не то в Непал, не то в Йемен. Встречи короткие — выслушал, сказал, передал, ушел. Ни выпить, ни закусить, ни покурить — Башлык этого не любит. О том, кто и как опечатывал комбинат, ему знать не надо, мелочи. Кто в составе комиссии? Шибаев назвал, но они пешки, главный закоперщик Голубь.