Дом Для Демиурга. Том первый
Шрифт:
— Телеги перевернулись, — сказал он.
— Мне это не нравится, — нахмурился флигель-адъютант. — Проверьте все.
Алви вздохнул. Сопровождающий часто казался ему слишком мнительным. Что такого интересного в перевернувшихся телегах? Об эту пору, на этих дорогах — да обычное дело. Граф Къела хмуро уставился в низкое небо, сплошь затянутое тучами. Солдаты отправились вперед. Сейчас излупят глупых рабов до крови, а потом все равно придется идти в объезд, потому что помочь с телегами никто и не подумает.
Олуэн был недоволен. Он смотрел вперед, сдвинув широкие темные брови, и даже
Это его и спасло. Над лопатками — близко, опасно близко, так, что кровь застыла в жилах, — свистнуло, Олуэн коротко вскрикнул. Алви собрался подняться, но рука соседа слева прижала его за воротник плаща к лошадиной шее и не дала выпрямиться. Граф Къела повернул голову вправо и увидел своего спутника, вцепившегося правой рукой в лошадиную гриву. Белое лицо; только темные провалы глаз и две широкие черты бровей.
— Вслед! Догнать!.. — что случилось, почему у тамерца такой голос?..
Взмах руки, указующей куда-то над головой Алви. Тамерец не стал подхватывать выпущенные поводья, а прижал руку к левому плечу. Привычный — и такой неуместный сейчас, — жест: флигель-адъютант любил скрещивать руки на груди.
Кто-то ринулся влево. Вновь свист, крики, ржание лошадей, брань… Алви наконец отпустили. Он сел в седле, подался к Олуэну, чтобы спросить, в чем дело — и лишь тогда заметил торчащий меж пальцев арбалетный болт.
Рукав мундира набухал кровью.
Граф Къела собрался подхватить на руки уже падавшего спутника, но его весьма невежливо оттеснили — сперва тот офицер, что прижал собранца к шее лошади, а потом и остальные. При этом Алви понимал, что его по-прежнему прикрывают своими телами, но уже другие — солдаты, угрюмый унтер-офицер, светловолосый корнет — чужак вдруг научился различать их между собой. Олуэна наскоро перебинтовали. Болт пробил плечо левой руки, пришпилив ее к телу, но уперся в ребро, а не прошел дальше. Флигель-адъютанту искренне повезло. Рана была болезненной, но не опасной для жизни… если только убийца не стрелял отравленным снарядом.
Стрелявшего не поймали, и выяснить это было невозможно.
Прошло не более часа, а Олуэн уже сидел в седле, по-прежнему по правую руку от Алви и даже улыбался сквозь испарину на лице. Всю оставшуюся дорогу он молчал и то и дело прихлебывал из фляжки, потом забрал фляжку у корнета и продолжил пить вино, но не жаловался и не требовал устроить перерыв, напротив — редкие команды содержали только приказ двигаться быстрее.
В ближайшем поместье, конечно, нашелся лекарь, и Олуэну переменили повязки, обработали раны и наложили какую-то мазь. Крови он потерял не так уж и много, первая перевязка была сделана вовремя, но лекаря тревожило ровно то же, что и Алви: не был ли болт отравлен. Собранец искренне переживал за спутника и даже устроился ночевать с ним в одной комнате, хотя тот и говорил, что ничего страшного и ему вполне хватит сиделки.
— Олуэн… господин флигель-адъютант, но почему вас хотели убить? — спросил уже в ночи Алви, когда спутник попросил его налить еще вина. Сиделку тамерец выгнал, сказав, что не так уж дурно себя чувствует, чтоб вокруг него хлопотали женщины. — В самом центре страны…
— Граф Къела. Вы не поняли. — Темные глаза тамерца, обведенные синеватыми кругами, смотрели печально и удивленно. — Убить хотели вас.
— Баронесса, просыпайтесь, господин управляющий просит…
— Умом он рехнулся, что ли? — пробурчала Марта, глядя на полураскрытые ставни. До рассвета еще было далеко. — Где горит-то?
— Говорит, что дело важное… лица-то на нем нет, на сударе Хенрике, как есть — нет!
— Платье подай, — приказала Марта, садясь на постели и раздумывая над тем, куда управляющий подевал лицо. В карты проиграл? Пропил? Уронил по дороге?
Лицо на Хенрике обнаружилось в наличии — широкое, красноватое и слегка оплывшее, то самое, что управляющий замка таскал на голове уже лет пятьдесят. Обнаружился также охотничий костюм со штанами, по колено заляпанными грязью — не различишь, где штаны, где сапоги, — да и плащ понизу тоже был угваздан глиной.
— Откуда ты такой? — спросила Марта. — И куда меня потащишь?
— С берега за Роленой. Воля ваша, хоть казните, госпожа баронесса, а взглянуть вам надо.
— На что взглянуть? На Ролену?
— Надо вам посмотреть, госпожа баронесса, надо! За приставом послали уж, за священником, а вам тоже надо… — бормотал, тряся толстыми щеками, Хенрик.
— Ты мне не финти! — разозлилась Марта. — Поднял впотьмах, так говори, зачем?
— Утопленников там нашли. К берегу лодку прибило.
— Утопленников?! Ополоумел или перепил вчера? Утопленников я не видала, что ли?
— Непростые то утопленники… — тоскливо изрек Хенрик и поджал губы.
— Не простые? А какие? Золотые? Кто ж такой у нас потоп-то?
— Дождь был. Карета не пройдет, — невпопад ответил Хенрик, и Марта опешила. Дождь идет пятый день — нашел, чем удивить. Что предупредил — так хорошо. Что на лошадь садиться придется — так плохо, конечно. Но все равно, что такого случилось за Роленой?
Марта открыла шкафчик, достала две рюмки, рукавом смахнула пыль. Потом вытащила пузатую зеленоватую бутылку, в которой на дне плавал длинный огандский перчик, плеснула настойку по рюмкам, одну сунула в руки Хенрику.
— Закусить, прости, нечем — не держу.
Хенрик залпом осушил рюмку, крякнул, вздрогнул, когда огненное пойло докатилось до желудка, и выдохнул. На лице постепенно проступал присущий управляющему здравый смысл.
— Теперь рассказывай заново, — приказала баронесса. — Что за утопленники, с чего тебя так растаращило?
— Лодку приливом выкинуло в устье Ролены, на тот берег. Как раз там, где пирс. Лодка не наша, утопленники — тоже не наши.
— Тамерские?
— Наверняка, — кивнул Хенрик. — Стриженые, в обносках.