Дом Эрейбу
Шрифт:
Пиррас, хмурясь, покачал головой:
– Нет уж, довольно на сегодня возлияний и обжорства. Пойду домой.
– Что ж, значит, пир окончен, – во всеуслышание объявил семит, поднявшись и хлопнув в ладоши. – К дому, подаренному тебе королем, ты отправишься в моем паланкине... Ах нет, я же забыл, ведь ты не признаешь езды на плечах людей. В таком случае я сам провожу тебя. Господа, не желаете ли составить нам компанию?
– Идти пешком, как простолюдины? – запинаясь, отозвался принц Эрлишу. – Видит Энлиль, я согласен! Хоть какая-то новизна. Но мне понадобится раб, чтобы шлейф моей мантии не волочился в пыли. Пошли, друзья, нам давно пора взглянуть на дом господина Пирраса, клянусь Иштар!
– До чего же странный человек, – зашепелявил Айби-Энгур, обращаясь к Либит-ишби, когда шумная компания высыпала из величественного портала главного входа и двинулась вниз по широкой лестнице, охраняемой бронзовыми львами. – Ходит пешком по улицам без рабов и охраны, точно простой торговец.
– Будь осторожен, – промурлыкал в ответ собеседник. – Он скор на расправу и в фаворе у государя Эннатума.
– Даже фавориту короля следовало бы хорошенько подумать, прежде чем оскорблять бога Ану, – сразу понизив голос, заявил Айби-Энгур.
Вельможи неторопливо шли по мощенной белым камнем улице, городской люд, разевая рты от изумления при виде этой импровизированной процессии, почтительно склонял бритые головы. Солнце только всходило, но жители Ниппура были ранними пташками, великое множество горожан толпилось среди торговых рядов и лавок, где купцы разложили свои товары. Ремесленники и чиновники, проститутки и солдаты в медных шлемах...
Над ними светлело лазоревое небо, обласканное первыми лучами нарождающегося светила; уже припекало; играли солнечные зайчики на глянцевитой поверхности стен. В Ниппуре преобладали трех– и четырехэтажные здания из обожженного солнцем кирпича; крыши были плоские, а стены покрыты цветными эмалями, все это превращало столицу в буйство ярких красок.
Где-то неподалеку заунывно голосил жрец:
– О Баббар, к твоей милости и справедливости взываем...
Пиррас еле слышно выругался под нос. Они как раз проходили мимо величественного храма Энлиля, грандиозное сооружение вздымалось в ярко-синее небо на добрых три сотни шагов.
– Башни так высоки, что кажутся неотъемлемой частью небес, будто глазурью покрытых, – проворчал он, пятерней откидывая со лба непокорную прядь волос. – Вот он, мир, созданный человеком.
– Нет, друг мой, – возразил Нарам-нинуб. – Эйя построил мир из плоти Тиамат.
– А я утверждаю, что люди сотворили Шумер! – воскликнул Пиррас, которому вино затуманило взор. – Они создали эту скучную равнинную страну, такую сытую и благополучную. Усыпали долину городами, изрезали каналами и облили лазоревой муравой. Вот я родился в стране, созданной богами, клянусь Имиром! Там, где высятся величественные голубые горы с искрящимися на солнце снежными пиками; между ними длинными тенями – тучные зеленые долы; шумя и пенясь, стремительно несутся с обрывистых склонов водные потоки, и о чем-то поет в листве высоких деревьев бродяга ветер...
– Пиррас, я тоже частенько вспоминаю свою родину, – откликнулся семит. – Ночью, под луной, пустыня бела до жути и холодна, днем же преображается в раскаленную серо-бурую бесконечность. Но весь фокус в том, что лишь в кишащих народом городах можно достичь богатства и вкусить наслаждений, только в этих ульях из бронзы и камня, глазури и золота, шелков и человечьей плоти можно почувствовать себя настоящим творением богов.
Пиррас хотел возразить, но тут его внимание привлек оглушительный вой – по улице приближалась процессия, утопающая в море цветов; над ней высились украшенные резьбой носилки. Замыкала шествие цепочка молодых женщин в изорванных одеждах, со спутавшимися, запорошенными пылью волосами; они били себя в обнаженные груди и стенами:
– Айлану! Таммуз умер!
Толпы на улице подхватили крик. Носилки проследовали мимо, раскачиваясь на плечах носильщиков; в огромной куче живых цветов можно было разглядеть яркие нарисованные глаза на лике каменного истукана. От криков и причитаний осталось лишь гулкое эхо, наконец и оно растаяло вдали.
Пиррас пожал могучими плечами.
– А скоро они будут прыгать, плясать и вопить “Да здравствует Адонис!”, и женщины, которые нынче так горько рыдают, начнут в экзальтации отдаваться мужчинам прямо на улицах... Сколько же здесь богов, демон подери?!
Нарам-нинуб указал на титанический зиккурат Энлиля – точно воплощенная греза безумного бога, он господствовал над всеми остальными храмами и дворцами.
– Видишь вон те семь ярусов? Самый нижний – черный, следующий – красная эмаль, далее – синий, оранжевый и желтый; шестая ступень отделана серебром, седьмая, что так полыхает на солнце, – чистым золотом. Каждый ярус символизирует божественное начало: солнце, луну и пять планет, которые Энлиль и его помощники избрали своими небесными символами. Энлиль – самый великий из всех богов, а Ниппур – его любимый, избранный город.
– Энлиль более велик, чем Ану? – задумчиво спросил Пиррас, вспоминая храм в огне и умирающего жреца, его рот, распяленный немым воплем.
– Которая из опор треноги величайшая? – вопросом на вопрос ответствовал семит.
Пиррас вдруг с проклятием отскочил в сторону, на солнце сверкнул его меч, молниеносно выхваченный из ножен. Прямо у его ног, раскачиваясь, стояла на хвосте змея; точно красная молния из тучи, выстреливал из ее пасти раздвоенный язык.
– Что случилось, дружище? – Нарам-нинуб и другие вельможи в изумлении взирали на него.
– Что?.. – Пиррас выругался. – Да неужто вы не замечаете гада под собственным носом? Отойдите в сторону, сейчас я освобожу землю от ядовитой твари...
Он осекся, в глубине зрачков родилась тень сомнения.
– Ее уже нет, – недоумевающе промолвил варвар.
– Я ничего не видел, – сказал Нарам-нинуб, а остальные закивали, переглядываясь удивленно и в то же время понимающе.
Аргайв провел рукой по глазам, тряхнул головой.
– Может, это из-за вина, – сказал он, – но только миг назад на этом самом месте была здоровенная гадюка, клянусь сердцем Имира. Должно быть, я и в самом деле проклят...