Дом Эрейбу
Шрифт:
– Но чего ради, о боги?!
– Жалкие интриги людишек! – с внезапной злобой воскликнула женщина. – Сейчас я припоминаю, как, скрываясь под плащами, люди из Урука прокрадывались по ночам во дворец Нарам-нинуба.
– О, Имир! – Слепящей вспышкой к Пиррасу пришло понимание жестокой истины. – Да, он продал Ниппур Уруку, и теперь надо убрать меня с дороги, чтобы некому было возглавить полки, выступающие против вражеских сонмищ! Ах, пес, дай только моему клинку найти твое сердце!
– Пора сдержать обещание! – Настойчивый голос Лилиту вырвал его из багрового тумана ярости. – Я выполнила свою часть уговора, отвела тебя в чертог, недоступный для живущих, и невредимым доставила обратно. Я предала Тьму и ее жителей, и за это Тиамат продержит меня семижды семь дней на раскаленной добела решетке. Повтори же заклятие, освободи Ардата Лили!
Погруженный в невеселые мысли, еще не успевший смириться с гнусным предательством Нарам-нинуба, Пиррас послушно произнес заклинание. С громким вздохом облегчения демон поднялся с каменных плит и вышел наружу. Глаза Лилиту сверкнули, она многозначительно поглядела на своего приятели, и две тени стали медленно и неслышно подкрадываться к погруженному в думы аргайву, стоящему со склоненной головой и опущенными руками. Некий первобытный инстинкт заставил его резко вскинуть голову, – демоны уже совсем близко, глаза горят в лунном свете, хищные пальцы тянутся к его горлу. Он мгновенно понял свою оплошность. Но поздно... Нужно было взять с них клятву отпустить его с миром, а теперь никакие обеты не удерживают их от мести.
Со злобными кошачьими криками демоны атаковали, но аргайв оказался проворней, он увернулся и что есть сил помчался к далекому городу. Нежить бросилась в погоню, она так сильно жаждала его крови, что позабыла о колдовстве. Страх будто крылья приделал к ногам варвара, но за спиной не стихали топот ног и хриплое дыхание. И тут впереди дробно простучали копыта, и прямо на беглеца, петляющего между обгорелых пальмовых стволов, вылетел всадник, в руке его сверкала полоса металла.
Испуганно забожившись, конник стал разворачивать жеребца, тот взвился на дыбы. В этот миг Пиррас разглядел дородное тело в кольчуге, сверкающие под куполом шлема глаза, короткую черную бороду.
– Ты, пес! – в бешенстве заорал он. – Будь проклят! Давай посмотрим, сумеешь ли ты мечом закончить дело, начатое мерзкими чарами и предательством!
Конь бесновался, закусив удила. Яростно ругаясь и стараясь удержаться в седле, Нарам-нинуб обрушил клинок на голову варвара. Аргайв парировал удар и сделал ответный выпад. Острие меча скользнуло по пластинам кольчуги и рассекло щеку семита. Тот вскрикнул и упал с обезумевшего жеребца, заливаясь кровью. Раздался треск ломающейся кости и пронзительный крик, на него ликующим воем ответило эхо и разбежалось по горелой роще.
Пиррас ловко вскочил на лошадь и дернул поводья. Нарам-нинуб стонал и корчился на земле, и аргайв успел заметить, как две тени метнулись к нему из-за огарков пальм. Ужасный крик сорвался с губ семита, откликом ему был еще более жуткий заливистый хохот. В ночи воздухе запахло кровью – то пировали адские твари, в пылу погони не разобравшие, кто перед ними, и набросившиеся на свою жертву как голодные бешеные псы.
А аргайв уже мчался прочь, в сторону Ниппура. Спустя некоторое время внезапная мысль побудила его придержать коня. Вокруг расстилалась ночная равнина, тихая и спокойная, залитая лунным светом. Позади осталась устремленная в небо Гробница Энцу и терзаемый клыками жутких потусторонних созданий друг, оказавшийся врагом и самолично вызвавший своих убийц из бездонных колодцев ада. Дорога в Ниппур была открыта, ничто не мешало возвращению Пирраса.
Возвращению к удивительному народу, который счастлив ползать в пыли, под пятой короля и бесчисленных жрецов. В город, прогнивший насквозь от разврата и интриг. К чуждой расе, отказывающей в доверии своим избавителям. К женщине, которая ненавидит своего господина.
И, вновь развернув коня, он направил его на запад, к пустынным землям. Он ехал, широко раскинув руки, будто с ликованием звал в свои объятия свободу и новую жизнь, навсегда оставляя за спиной прошлое со всем, что ему принадлежало. От забот не осталось и следа, усталость и страх сброшены, как ветхий плащ. Он скакал вперед, длинные золотистые волосы развевались на ветру, и долго еще над шумерской равниной разносились звуки, каких она доселе не слышала, – дикий гортанный хохот свободного варвара.