Дом горячих сердец

Вильденштейн Оливия

Решив, что моя записка будет в безопасности в ящике с нижним бельём, я спрыгиваю с кровати. По крайней мере, мне так кажется. На самом же деле я отрываю каркас своего тела от смятых простыней и плетусь в сторону шкафа, преодолевая боль в мышцах.

Засунув сложенную записку под белое кружевное бельё и выбрав себе новое, я осматриваю ряды одежды и останавливаюсь на коричневых замшевых штанах и белой хлопковой блузке с шёлковыми лентами на вороте и манжетах. Вместо шёлковых туфель я выбираю более прочную обувь —

высокие сапоги, начищенные до блеска. Как и всё остальное в этом шкафу, их, должно быть, никто никогда не надевал, потому что на них нет ни единой трещинки.

Я стою перед зеркалом, прислонённым к стене моего шкафа, и моё сердце совершает маленькие веселые пируэты. Одежду, которой Сибилла заполнила шкаф у Антони, вероятно, тоже никто никогда не носил, но её явно купили на рынке. А эта одежда была сшита специально для меня. Она никогда не украшала чужое тело, даже тело манекена или потенциального покупателя.

Воспоминания о доме Антони омрачают мою радость, потому что я не могу думать о его доме, не думая о нём. Я закрываю глаза и начинаю представлять его, истекающего кровью в промозглом туннеле. Жив ли он? И если бы это было так, не попытались бы фейри обменять его на что-то?

Я моргаю, чтобы отогнать слёзы, которые начали подступать к моим глазам. Антони сильный и хитрый. Если кто-то и может выжить в такой невозможной ситуации, то это он.

— Останься в живых, — шепчу я, направляясь в ванную.

Распутав волосы с помощью щётки из кабаньей шерсти, хранящейся рядом с раковиной, я смотрю на кусок чёрного угля и осторожно беру его в руку. Наверное, Лору понравится, если я раскрашу своё лицо, но я беспокоюсь, что это может привлечь непрошеное внимание и вызвать недобрые перешептывания.

Я уже слышу, как его люди болтают о том, что девушка, которая раздвигает ноги для монарха, не заслуживает раскраса воина. Моё лицо начинает гореть, как и грудь. Боги, и почему меня так волнует мнение других людей?

Я кладу на место кусок угля и вытираю руки о полотенце, а затем отправляюсь в сторону комнаты Сибиллы и Маттиа.

— Сиб?

Я осторожно стучу в дверь, чтобы не побеспокоить её парня.

А потом стою и жду. Всё жду и жду. Затем я пробую нажать на ручку двери, но она не поддаётся.

— Сиб? — говорю я, на этот раз чуть громче, и затем слышу шаги.

Замок щелкает, после чего дверь открывается, и я на секунду задерживаю дыхание, потому что мне кажется, что передо мной стоит Джиа, так как у женщины, которая приветствует меня, кудрявые волосы на голове. Но затем она выходит на свет, отбрасываемый факелом, и я отпускаю свою надежду, потому что кожа этой женщины темнее, а форма лица более округлая.

Я улыбаюсь попыткам Сиб разлепить глаза.

— Уже утро?

Я киваю.

— Джиа… есть какие-нибудь новости?

Я не хочу обнадёживать свою подругу,

пока обмен не состоялся, и мы не вернули её сестру, поэтому я качаю головой.

— Но думаю, что очень скоро они у нас появятся. Всё ещё хочешь позавтракать?

Она смотрит на свои голые стройные ноги, словно проверяет, прилично ли будет выйти из комнаты в таком виде.

— Будет очень странно, если я пойду на завтрак в рубашке Маттиа? Я очень не хочу снова надевать то красное платье.

— Я так уже делала. И на меня пялились.

— Значит, я пойду в его рубашке. Сейчас только найду какие-нибудь туфли и…

Она запускает пальцы в волосы и пытается их расчесать, но пальцы застревают у корней.

— О. Боги.

Она закатывает глаза, словно пытается взглянуть на свои волосы.

— Чёрт… Я спала с мокрой головой. Чёрт.

Она тянет за пряди, чтобы их выпрямить.

— Сиб, я знаю, что ты ненавидишь свои кудряшки, так что тебе, вероятно, наплевать на моё мнение, но я всё равно его тебе выскажу. Ты выглядишь шикарно.

Она прищуривает глаза, словно ожидает, что я сейчас рассмеюсь. Только я этого не делаю, потому что говорила до этого серьёзно.

— Я рада, что тебе нравятся мои кудряшки, но они не нравятся мне.

— Сиб…

— В твоей комнате кто-нибудь есть? Какой-нибудь спящий король?

Я улыбаюсь.

— Нет.

— Великолепно. Могу я воспользоваться душем и одолжить платье?

— Конечно.

Мой желудок урчит так громко, что уголки губ Сиб опускаются.

— Иди в таверну. Я встречусь с тобой там, как только усмирю свои волосы Джианы.

При упоминании имени своей сестры она сглатывает.

Я беру её руку и сжимаю.

— Лор вернёт её. Клянусь.

Она кивает, а затем оглядывается на огромное тело, зарывшееся в простыни.

Я понижаю голос:

— Он всё ещё спит?

— Ага. Подозреваю, что он попытается проспать своё горе.

А возможно ли это?

— Лучше уж апатия, чем месть, верно? — бормочет она.

Я не напоминаю ей о различных стадиях горя, и о том, что гнев без сомнения придёт на смену апатии. Ей не нужны лишние переживания. К тому же, мне кажется, что в глубине души она знает, что её парень когда-нибудь захочет отомстить за смерть своего двоюродного брата.

Мы расстаёмся с ней, когда она закрывает за собой дверь. Она отправляется в южную часть королевства, а я в «Северную таверну», где нахожу одного единственного посетителя — Бронвен. Должна признать, мне странно видеть её в этот час — уже слишком поздно для завтрака, но слишком рано для обеда.

Я подхожу к бару, за которым Коннор раскладывает зубчики чеснока и веточки розмарина в стеклянные банки. Он делает это с такой заботой, что каждому станет понятно, что ему это нравится.

— Доброе утро, Коннор.