Дом горячих сердец
Шрифт:
И седовласый фейри подходит ко мне. Его синие шёлковые штаны и струящаяся туника развеваются вокруг его ног точно свитер.
— Вы так говорите, как будто наше возвращение в Люс будет сопряжено с насилием.
— Я не знаю, как вас примут, Фэллон. Я надеюсь, что Данте окажется справедливым, как и его отец, — его кадык опускается, когда он с трудом сглатывает, — и защитит тебя и твоих друзей, но он молод и очень хочет стать популярным. Чтобы вознестись, многим приходится идти по головам.
Я хочу защитить
Лекарь осматривает мои уши, которые сейчас прекрасно видно, так как я убрала волосы назад. До меня вдруг доходит, что я больше не зациклена на их форме, так как меня окружают люди с точно такими же ушами.
— Мои уши не проколоты, Лазарус.
— Специально? — спрашивает он.
— Да.
Зачем украшать ту часть тела, к которой ты не хочешь привлекать внимание?
— Кристалл не должен соприкасаться с твоей кожей, иначе его магия иссякнет.
Я наклоняю голову, предоставив ему доступ к своему правому уху.
— Я уже не против их проколоть.
Фибус таращится на меня, потому что он один из немногих, кто знает о моём нежелании открывать уши, но оно уже в прошлом.
— Ты уверена?
Я киваю, и удивление в его затуманенных глазах сменяется чем-то сродни гордости. Я не думаю, что это заслуживает гордости, но это всё равно довольно серьёзное решение. С сегодняшнего дня Фэллон Росси Бэннок больше не стыдится того, чем она не является.
Лазарус отстёгивает сапфировую брошь, которая украшает его воротник, затем трёт один из своих многочисленных кристаллов — фиолетовую бусину — и смазывает магической мазью, которую ему удалось добыть, булавку броши, которую он затем нацеливает на мочку моего уха.
Я качаю головой и постукиваю по хрящу в том месте, где находился бы кончик моего уха, если бы я родилась чистокровной фейри.
— Здесь.
Губы Фибуса опускаются, когда он слышит мою просьбу, потому что он понимает, что это привлечёт внимание к моим закруглённым ушам.
— Ну, хорошо.
Лазарус зажимает верхнюю часть моего уха между своими огромными пальцами.
— Будет больно, но всего на мгновение.
И, прежде чем я успеваю сглотнуть, он протыкает иглой хрящик, и хотя боль тупая, я задерживаю дыхание, когда Лазарус медленно вытаскивает острую иглу, а затем достает подходящее кольцо. Он трёт прозрачный кристалл янтарного цвета, прикреплённый к кольцу, между большим и указательным пальцами и наносит волшебную мазь на мою новую дырку.
Моя кожа начинает гореть, но затем сразу же остывает. Я выпускаю воздух, который задержала в лёгких, а Лазарус вставляет кольцо и закрепляет его. Несмотря на то, что
— Тук-тук, — раздаётся звонкий голос, принадлежащий Ифе, которая стоит в дверях.
Её черные волосы заплетены в две длинные косы, которые начинаются на макушке.
— Я пришла отвезти вас в Люс. Собрали вещи?
— Да.
Я вытягиваю шею и одариваю Лазаруса улыбкой.
— Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить вам за вашу доброту.
Высокий лекарь наклоняет голову. Его тяжёлые седые локоны падают ему на плечо, полностью закрыв его остроконечное ухо.
— Постарайся выжить. Этого будет достаточно.
— Я не планирую умирать.
Мои губы всё еще приподняты в улыбке, несмотря на чувство страха, разрастающееся у меня внутри.
— У Андреа тоже не было планов уходить в мир иной.
Его убитые горем светло-карие глаза ещё раз проходятся по моему лицу, после чего он поворачивается и покидает арендованную мной комнату, исчезнув в темноте коридора.
— Красивая серёжка.
Ифа улыбается нам по-настоящему милой улыбкой, показав все свои кривые зубы.
— Когда сделаешь себе татуировку воронов?
Я моргаю и смотрю на неё.
— Эм.
Я чувствую, что ответ «никогда» убьёт всю её радость, поэтому я заменяю это слово более расплывчатой формулировкой.
— Я ещё не решила.
— А я думал, что вы рождаетесь с ней.
Фибус встает, его новый кристалл зелёного цвета сверкает так же ярко, как и его глаза, несмотря на фиолетовые круги под ними.
Я не сомневаюсь в том, что, как только он доберётся до дома, он зароется в простыни и впадёт в спячку на месяц.
— Нет. Мы получаем её, когда вылетаем из гнезда.
Вставив свои большие ноги в зелёные замшевые мокасины, которые каким-то чудом пережили заплыв в Марелюсе, он спрашивает:
— А как так вышло, что такой татуировки нет у Бронвен?
Уголки губ Ифы опускаются.
— Коста Регио наслал на Бронвен фейский огонь, когда она решила выйти за Киана.
Я вздрагиваю.
— Что?
— Поэтому её лицо изуродовано… — бормочет Фибус. — Как странно, что она знала Косту Регио лично.
Брови Ифы сходятся вместе.
— Коста — отец Бронвен.
У меня, так же как у Фибуса, отвисает челюсть.
— Вы не знали?
Женщина-ворон переводит взгляд своих чернильных глаз между нашими ошарашенными лицами.
У меня в ушах начинает звенеть, и хотя я не чувствую себя обманутой, я чувствую себя глупой из-за того, что не знала об их родстве.
— Данте в курсе?
— Не знаю.
— У неё не заострённые уши, — отмечает Фибус.
— Потому что Коста обрезал кончики её ушей стальным клинком. Он был жестоким человеком. Uhlbheist.