Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Черепанова Ирина Юрьевна

Конечно, ряд идей, реализованных Г. Н. Сытиным, безусловно, заслуживает внимания. Например, учет мифологии (в частности, религиозной) и обещание при необходимости разработать «настрои индивидуальные, учитывающие специфику общего состояния человека, его возраст и особенности нарушений отдельных физиологи­ческих функций». Мифология учитывается Сы­тиным при создании так называемых «божественных настроев». Однако используя определенный тип мифологического сознания личности, Г. Н. Сытин не учел лингвистические особенности прояв­ления (функционирования) мифа. Иначе говоря, налицо противоре­чие между формой и содержанием, претензией на каноничность и объективными характеристиками, указывающими на спонтанный, необработанный стилистически текст.

Структурно-семантические

особенности настроев соответству­ют наблюдениям Б. А. Грушина о специфике аллотекстов МС. (Воз можно, именно этим объясняется некоторая эффективность метода). В целом отсутствие какого-либо представления о действительных суггестивных механизмах языка и стилистическое несовершенстве самонастроев, являющихся основой метода СОЭВУС вкупе с ее мнительными методами проверки их эффективности, вряд ли мог служить эффективным средством для лечения больных, хотя, по мнению автора, «метод СОЭВУС рекомендован к применению Минздравом СССР, поэтому он должен быть доступен всем боль­ным. В соответствии с назначением врача больной должен приобретать настрои в поликлинике, аптеке или больнице как любое лекар­ство. Следует при этом отметить, что в отдельных случаях настрои оказываются сильнее лекарств».

Судя по тому, что на прилавках магазинов и киосков лежат уже 6 томов народного академика Сытина, его талант продолжает рас­ти и крепнуть, а миф — разрастаться.

Вот он — метод СОЭВУС. Такое вот у народа уважение к на­учному мифу. Заметим, что если деятельность А. Е. Алексейчика наряду с восхвалением все-таки, подвергается критике (по моему мнению, он один из самых начитанных, интеллигентных и талант­ливых психотерапевтов), то оценка метода СОЭВУС однозначно положительная, хотя и абстрактно-неопределенная.

Итак, добро и зло, белое и черное. В первом случае — психо­терапевт не может справиться с вышедшим из-под контроля ми­фом и во всех ситуациях вынужден быть последовательно «кро­вавым», хотя имеет иные идеологические предпочтения (говорит о любви, духовности, душевности). Во втором случае, удачное по­падание в народную мифологию (предпочтение научного мифа всем остальным), незатейливость воздействия и наличие универ­сального предложения — помочь во всех невзгодах приводят к порождению... Зла. Белое и черное смыкаются, Добро и Зло имеют один и тот же источник — вербальную мифологизацию, вышед­шую из-под контроля. Миф становится суггестором вынужденно­го лидера.

2. Сознательное формирование мифов.

Как отмечалось выше, этот тип воздействия имеет ряд подти­пов: коррекция (трансформация) мифа, присоединение к чужому мифу, отрицание чьего-либо мифа, сознательное творение мифа.

О трансформации личного мифа мы уже говорили, когда раз­бирали феномен Кашпировского и анализировали порожденные им и о нем тексты. Сам факт, что никому не известный психотерапевт из Винницы вдруг оказался на экране центрального телевидения, настолько потряс массовое воображение, что Кашпировский дейст­вительно был причислен к пантеону богов, а его воздействие пре­увеличено до неимоверности (феномен Иисуса Христа).

Мы уже отмечали, что сам Анатолий Михайлович постоянно «намекал» во время трансовых сеансов на свое избранничество, обозначал свою роль как функцию страдающего мессии и как-то ненавязчиво считал до 33, задавая невинный вопрос: «Кто-нибудь из вас задумывался, почему я всегда считаю до 33-х?».

Творению образа новоявленного Мессии способствовала и ог­ромная масса публикаций о Кашпировском. Так, А. Морговский отмечает: «среди окружающих он не выделяется какими-то особен­ными приметами: среднего роста, худощавое крепкое тело, обыкно­венная одежда — в толпе вряд ли привлечет внимание». А далее идет романтизация образа Кашпировского: «Произведения прозы, поэзии — не только для эстетического наслаждения, в них Кашпировский ищет ответы на вопросы, волнующие его и как че­ловека,

и как врача. Его любимое из Блока:

„Когда придет последний час природы, Состав частей разрушится земных, Все сущее опять покроют воды, И Божий лик изобразится в них“.

И таких примеров можно привести множество. Кстати, Кашпи­ровский умело работал над своим мифом: в нужный момент появ­лялась информация и скандального, и хвалебного типа, обществен­ное сознание непрерывно подогревалось...»

Другой пример сознательного (но, может быть, не очень про­фессионального) творения мифа — десятилетняя практика доктора М. Н. Малкина из Нижнего Новгорода — врача-нарколога, соз­давшего общество «Спасательный круг» (типа «Анонимных Алко­голиков» в Америке). Он сам создавал свой миф при помощи мно­гочисленных статей, бесед, выступлений по радио и ТВ: «Ал­коголь — враг семьи», «Помните о последствиях», «Алкоголь женщина» и др. Это достаточно традиционный и медленный путь внедрения, потому что содержание статей и заметок традиционно-просветительское—апеллирует к сознанию алкоголиков, которые знают не хуже доктора, что пить вредно. Однако последовательная деятельность и наличие целого корпуса текстов сделали свое дело: доктор добился достаточно большого внедрения, к нему устреми­лись алкоголики со всех концов страны.

Присоединением к чужому мифу особенно славятся любимые ученики А. Р. Довженко (своеобразные сыновья лейтенанта Шмид­та). Особых пояснений этому факту не требуется. К этой же группе можно отнести специалистов, постоянно обучающихся на семина­рах по НЛП, гештальту и т. д. у зарубежных коллег. «Энн считает», «Питер работает классно». Вот они — философемы чужого языка. А где же ты сам? Против такого сакрального отношения к иноязычным теориям выступает, кстати, А. Е. Алексейчик, считая пре­имуществами отечественной психотерапии по сравнению с запад­ной глубину, душевность, духовность: «К сожалению, пользоваться этими преимуществами (душевностью, духовностью, уникально­стью, спонтанностью...) мы не умеем. А при нередких спонтанных проявлениях воспринимаем это как „один из возможных вариантов понимания“, „болезненные проявления славянской души“, „поток бреда“... Бежим от реальной душевности, духовности наших паци­ентов, наших коллег, собственной духовности в „анатомию“, „пси­хотехнику“...

Мне видится, что даже самое скромное, самое простое „деланье“: спонтанное движение души или достаточно заметной ее „части“ у психотерапевта, приведенное хотя бы в некоторое соот­ветствие с потребностью, неуравновешенностью души или ее части пациента, может оказывать гораздо большее целебное, уравнове­шивающее действие, чем массивные, совершенные, отработанные методики западных коллег. ...Огромные потенциальные перспекти­вы у нашей истинной „соборности“ при европейско-азиатском раз­нообразии и уникальности личностей психотерапевтов. Образно говоря, огромные наши преимущества — в нашей почве и климате. Почве, о которой А. П. Чехов говорил: „Воткните в нее оглоблю и вырастет тарантас“. Хочется подчеркнуть. Именно тарантас. Не ка­рета, не мерседес, не форд. Тарантас — более „живой“, менее искус­ственный, более совместимый с нашей дорогой, нашей фигурой, манерой держаться».

Присоединение через отрицание — тоже достаточно распро­страненный прием. Так, специалист по введению «ключа саморегу­ляции» Л. М. Максименюк из Винницы очень любит рассказывать о своей конкурентной борьбе с ранним Кашпировским и «нечисто­плотности» последнего, что заметно повышает его, Максименюка, впрочем, как и Кашпировского, популярность.

Сознательное творение мифа, его грамотная трансформация и широкое внедрение возможно только при использовании всего ар­сенала лингвистических и экстралингвистических достижений нау­ки и осознанном применении метода вербальной мифологизации.