Дом, который снесли
Шрифт:
Все охотно её поддержали, а Тонечка с Юрой вызвались пойти на кухню, чтобы похозяйничать на предложенную Диной тему чайного стола. Наконец – то Дина могла спокойно посидеть, больная спина мучила её давно и постоянно, а сегодня особенно долго, она откинулась в своём любимом вольтеровском кресле и слушала, как Муся со Златой взахлёб предавались своим детским воспоминаниям и серьёзно обсуждали свои же возрастные проблемы сегодняшнего дня. Когда расслабленную спину немного отпустило, Дина вступила в разговор и принялась подробно рассказывать Мусе про то, как она намучилась пока чистила карпа – все пальцы исколола об плавники. Муся внимательно слушала, она понимала, что не только карп досадил Дине своими костями, но и вообще, ей как всегда доставалось больше всех: домашнее хозяйство всегда
После войны Дина поступила учиться в Строительный институт, она всегда хорошо училась, особенно ей хорошо давалась математика и физика. Дина похорошела, но такой красавицей как Злата не стала. Зато благодаря своему уму, настойчивости и организаторским способностям сделала вполне приличную для еврейской женщины карьеру дослужившись до Главного инженера отдела гражданского строительства. Никакие препоны в отношении пятого пункта анкеты ни в ужасные пятидесятые годы, ни позже в годы скрытого антисемитизма не смогли помешать или умолить её достоинств, как специалиста. В огромном строительном НИИ союзного значения её не просто уважали, её боготворили и ни один проект без консультации с Диной Матвеевной не выпускался. Даже спустя много лет после её ухода на пенсию, к ней часто обращались за консультацией, чтобы разрешить трудные вопросы, иногда звонили, приезжали домой бывшие сотрудницы – подруги за советом.
Когда Тонечка познакомилась с сёстрами, то сразу поняла: Дина это оплот и мозг, а Злата – это душа и полёт их женского семейного дуэта. Но это совершенно не мешало им прожить столь долгую жизнь бок о бок, что называется душа в душу.
Безусловно, иногда случались несерьёзные разногласия, но ни брань, ни ругань им не сопутствовала. Просто одна из них уходила на кухню или к себе в комнату, а через небольшой промежуток времени уже и забывалась сама причина кратковременной ссоры. Такое дружное и обоюдно заботливое отношение бывает между родными сёстрами только в том случае, когда нечего делить и нечему завидовать. Чаще всего случается наоборот: если у одной не сложилась личная жизнь или нет детей, а у другой и муж, и маленькие вундеркинды, или если одна прозябает в бедности, а у другой и квартира в центре, и дача на Канарах или в ближайшем Подмосковье, то тогда ни о какой сестринской любви не может быть и речи – женская зависть делает своё дело и опаснее, и непримиримейшее врага, чем самый родной человек – сестра, нет на всём белом свете. Но у Златы и Дины таких проблем к счастью, а может и к несчастью, не было, судьбы их были одинаково бесцветны во многом, особенно в личной жизни, вернее в полном её отсутствии. Правда, в далёкой молодости кое-какие всплески вдруг возникали, волновали и подавали надежду на изменение жизни в лучшую сторону, но потом постепенно всё совершенно утихло, всплески появлялись всё реже и реже и со временем совсем исчезли на ровной, спокойной глади их жизненной акватории.
– Тоня, ты так потрясающе выглядишь, как всегда не перестаю восхищаться, – Юра едва касаясь обнял Тонечку за плечи, она не дёрнулась, только немного отстранилась. – Ты тоже… не надо, Юра, могут войти… да и к чему? – Тонечка поправила выбившуюся прядь светлых волос и подошла к окну, – вот и лето кончается… – вздохнула она, – а почему Аня не приехала?
– У неё давление. А ты тоже без Ильи, это почему? – он медленно закурил и предложил сигарету Тоне, – будешь? – Нет, я бросила, уже год как не курю, – Тоня всё смотрела в окно и не поворачивалась, боясь встретиться с ним взглядом. Не ожидала совсем, когда ехала сюда, что так разволнуется, никуда ничего не девается, глушится внутри и только. А увидишь и опять волна чувств нахлынет и невозможно этому сопротивляться. "Неужели я так и буду каждый раз реагировать? – подумала она, – это продолжается уже двадцать лет, оба постарели за это время, мне на пенсию в этом году, а туда же…"
– Ну, повернись же, я хоть посмотрю на тебя, мы ведь целый год не виделись, Тонечка милая моя, единственная, – и Юра нежно поцеловал её в затылок. Она была маленькая, на целую голову ниже его и по сравнению с его плотной фигурой казалась хрупким ребёнком, постаревшим и поседевшим ребёнком. Она всегда ощущала себя так в его присутствии, он вызывал необыкновенное чувство защищённости и надёжности, он был для неё настоящим мужчиной, тем, о котором мечтает каждая девушка на заре своей туманной юности и тем, кого обычно эта девушка так и не встречает. Вот и он… хоть и встретился, но она не смогла перебороть своё чувство долга к мужу и маленькому сыну. А он не сильно настаивал: у него к тому времени уже было три брака и двое детей. Через пять лет он снова развёлся и женился в четвёртый раз и родился ещё один ребёнок-долгожданный сын. Так и пролетели эти двадцать лет. Последние десять – одна-две встречи в год на днях рождения в этом доме.
– Всё, Юра, возьми себя в руки, ты выпил немного лишнего, да и я что-то расслабилась, – Тонечка подошла к раковине, налила полный чайник воды и поставила на плиту, – подай мне заварочный, там на полочке красный в горошек- это Златин любимый.
– Побойся Бога, мы все вместе даже бутылку не осилили, какое лишнего?… Что за манера сваливать всё на алкоголь? Мои чувства к тебе ни от чего такого не зависят и ты прекрасно это знаешь, ты сама не захотела ничего менять. Так почему нельзя просто иногда получать удовольствие от встреч. Почему ты никогда не хочешь говорить со мной по телефону, никогда не хочешь встретиться, – Юра начал распаляться и она испугалась, что кто-нибудь может их услышать.
– Успокойся, мы давно всё решили, я не хочу чтобы Илья или Аня что-то узнали, это всё ни к чему.
Он резко повернул её лицо к себе и поцеловал, она пыталась увернуться, но потом её руки сами обхватили его голову и ей уже было всё равно увидят их или нет…
– Эй, молодёжь! Вы там скоро, – громкий голос Златы возвратил обоих к неумолимой действительности, – мы чай хотим пить!!!
– Да, Злата Матвеевна, уже всё готово, несём! – как можно бодрее отозвалась Тонечка, Юра её поддержал:
– Динуля, мы сахар найти не можем, – и он понёс в комнату поднос с чашками, наполненными свежезаваренным чаем.
Через два дня, Тонечку разбудил тревожный ночной звонок. Звонила Дина Матвеевна:
– Тонечка, извините меня, я так растерялась. Мы не знаем что нам делать, – Дина плакала, – Юрочка в больнице, звонила Аня – его только что Скорая забрала… у него инфаркт… вдруг обширный, – в трубке послышались рыдания.
– Диночка Матвевна, не волнуйтесь, я сейчас же приеду, не волнуйтесь, всё будет хорошо, – Тоню трясло и колотило, она чуть не потеряла сознание от этого известия.
Быстро стала одеваться, на шум вышел из спальни проснувшийся Илья Львович. Узнав в чём дело, неожиданно вызвался отвезти её к сёстрам. Когда через сорок минут они прибыли в Медведково, то застали двух растерянных, несчастных старых женщин. Обе плакали тихо, почти беззвучно, по морщинистым щекам Дины катились крупные слёзы, Злата прерывисто всхлипывала. Тоню пронзило острое чувство жалости, сострадания и растерянности перед внезапно случившемся горем, неожиданным горем для этих старых одиноких женщин, у которых и осталась-то единственная отрада – их Юрочка, и теперь они могли лишиться и этой последней радости своей заканчивающейся жизни.
– Юрочка, сыночек мой, ненаглядный… Злата, если с ним что-то случиться, я не переживу… как это возможно, чтобы родители переживали своих детей, как это возможно, чтобы мать не смогла ничем помочь своему ребёнку, зачем так устроено? Господи, помоги ему… – бормотала Дина, сидя на своей кровати и, то сжимала крепко до боли свои трясущиеся худые пальцы, то проводила ладонями по морщинистому лбу, тёрла виски покачивая при этом головой в разные стороны то назад, то вперёд, то налево, то направо. Она постоянно при этом повторяла «Юрочка, сыночек, мальчик мой». Тоня подумала, что Дина бредит и недоуменно посмотрела на Злату. Та в свою очередь перестала плакать и уставилась на обезумевшую Дину.