Дом, который сумаcшедший

Лобов Василий

— Без циркуляров и указаний вообще ничего не бывает, — вставил я.

— Рожу! Человека, а не братца! И никто мне его из живота вырезать не будет!

— Через пупок он тебе явится, что ли?!

— Не через пупок, а через кое-что еще, что также в твоем приличном обществе называть своим именем не принято!

— Это через что же?

— Да ну тебя, — махнула на меня рукой братец Принцесса, лицо которого вдруг сильно побелело.

А я не отступал. Я знал, что все эти бредовые бредни можно опровергнуть только здравой логикой.

— Пусть

даже так, пусть даже ты его родишь, — ехидно заметил я. — В конце концов, как это будет называться — не столь уж и существенно. Но скажи, какая же тут связь между тем, что ты его родишь, и тем, что мы проведем эту ночь вместе? Да еще и без Самого Братца Президента? Я-то, без Самого Братца Президента, ко всему этому какое буду иметь отношение?

Братец Принцесса, явно загнанная моим умом в полный тупик, снова кашлянула.

— Помнишь, ты говорил, что я сынок… Пусть сынок, а не дочь. Что ты имел в виду, когда сказал, что я сынок?

— Как что? Только то, что Сам Братец Президент взял тебя из детского дома и усыновил.

— У меня начинает болеть голова, — вздохнула братец Принцесса. Я не могу больше с тобой спорить…

— Ага, вот так, знай наших, обрадовался я.

— Там, на девятом ярусе, когда ты… когда я… ты показался мне не таким, как все. В твоих глазах я увидела что-то такое… И вот…

Он замолчала.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Он замолчала, и мы как раз поравнялись с группой братцев двадцатизубочников, которые стояли перед входом в шикарнейшую забегаловку и о чем-то оживленно переговаривались. Чтобы вернуть ко мне внезапно утерянное расположение духа братца Принцессы, я решил пойти на отчаянный шаг: я решил не снимать перед ними корону, как братец Принцесса, впрочем, мне и приказала. Я сказал братцу Пилату III, что это роботы, хозяева, счастливчики, и проехал, не коснувшись короны даже пальцем, мимо…

— Эй, братцы! — послышался за моей тут же согнувшейся спиной грозный голос.

Я сошел с самодвижущейся дорожки. Сошла и братец Принцесса. От группы отделился и направился прямо к нам очень высокий и очень грозный братец двадцатизубочник с крайне грозными глазами.

— Почему не снимаешь корону перед по рангу?! — приблизившись, рявкнул он.

— Нечаянно… — пролепетал я.

— А ты, — он перевел крайне грозный взгляд на братца Принцессу, — почему ты вообще без Kopоны?! Да как ты осмелилась!… Что-то твое лицо мне знакомо, не тебя ли разыскивает Святая Экзекуция!

Мы тихо молчали.

— Как вы сюда проникли? Сюда, в нашу святую Великую Мечту?! Кто пропустил сюда эту шушеру? — Он повертел грозным взглядом в разные стороны. — С какого ты яруса? Ты! Тебя спрашиваю, антинашдомовская замарашка!

Братец с крайне грозными глазами придвинулся к нам вплотную.

— Вниз глаза! вниз! к полу! Не сметь на меня самого братца двадцатизубочника, смотреть! — кричал он братцу Принцессе, поскольку кричать эт| мне не

имело ни малейшего смысла — я не то чтм смотрел в пол, я и сам уже вроде бы находился поя полом…

— Эй, ревизор!

Словно бы вынырнув оттуда, где я вроде бы был, рядом с нами возник пятнадцатизубый ревизор. Трепет, который меня колотил, стал колотить меня гораздо сильнее.

— Надеть корону! — кричал, разбрызгивая слюни, братец с крайне грозными глазами братцу Принцессе. — Сейчас же надеть корону! Не сметь ее никогда-никогда снимать! Служить! Служить самозабвенно!

Я уже было собрался служить самозабвенно вместо братца Принцессы, но тут братец ревизор спросил братца Принцессу:

— Как твоя кличка, братец?

И он наконец достала из сумочки и надела на голову корону.

— Принцесса.

Ревизор растерянно заморгал, его лицо сделалось пепельнее пепельного, что я сумел хорошо рассмотреть, так как надетая братцем Принцессой корона вмиг прекратила мой трепет и вытащила меня оттуда, где я до этого вроде бы был. А братец с прежде крайне грозными, но теперь крайне подобострастными глазами здорово уменьшился в росте, попятился было назад, однако тут же вытянулся в струнку и, сорвав с себя корону, подобострастно рявкнул:

— Чего изволите?

— Исчезни, — сказала братец Принцесса.

Братец с прежде крайне грозными, а теперь крайне подобострастными глазами, колыхнувшись, растаял в воздухе. Все братцы из стоявшей возле забегаловки компании обнажили головы. Ревизор провалился под пол…

Мы снова ступили на самодвижущуюся дорожку. Мне было очень весело. Вдруг я услышал рядом какие-то странные звуки… Посмотрел на братца Принцессу — он плакала.

— Ты чего? — удивился я.

— Стыдно… — сквозь слезы прошептала он.

— Стыдно? — удивился я. — Я не понимаю.

Он вытерла слезы. А когда он вытирала слезы, Он улыбнулась. Улыбнувшись и вытерев слезы, он сказала:

— Представь себе, что ты случайно вошел в комнату, где полно людей…

— Кого?

— Братцев… Совершенно раздетый.

— Ну?

— Что бы ты тогда почувствовал?

— А я бы был в короне?

— Да.

— А сколько бы было зубьев на их коронах?

— Все равно сколько.

— Все равно сколько не бывает. Если бы меньше девяти, почувствовал бы естественное желание отдать им какое-нибудь приказание.

— А если бы больше? — спросила братец Принцесса.

— Естественное желание мгновенно выполнить любое их приказание.

— Ну а если у них были бы точно такие же короны, как и у тебя?

— Не знаю… Наверное, мне было бы как-то не по себе…

— Вот видишь, значит, тебе было бы стыдно! И мне было стыдно, когда все это случилось.

— Да ведь ты же была одетая!

— А чувствовала себя так, будто на мне ничего нет.

— Да ведь если бы ты и была раздетая, ты могла бы заставить их отвернуться! Даже если бы только чувствовала себя так, будто на тебе ничего нет!