Дом Леви
Шрифт:
– Германия, – кричат все разом, – должна стать другой.
– Красной! – возглашает незнакомец, сжав кулак.
– Коричневой! – отвечает другой отрицающим жестом.
– Только не этой проклятой Веймарской республикой!
Победителем в этом споре всегда выходит Отто.
– Фашисты, – мечет он громы и молнии в своих противников, – ничего-то вы не смыслите, и никогда ничего не поймете. И день за днем становитесь все более мерзкими и дурными. Да разве можно что-либо объяснить этому отребью?
И Мина, видя, как ее хозяин разбушевался до того, что руки его трясутся, и он все сбивает кепку справа налево и слева направо, бросается ему на помощь лаем и завыванием, и это разносится по
А в часу восьмом утра, точно, изо дня в день адвокат доктор Филипп Ласкер выходит на улицу из своего огромного дома, чьи окна глядят прямо на скамью под липами, у выхода из переулка. Это самый привлекательный дом квартала. Обитатели его – лавочники, хозяева разных магазинов. У каждой квартиры небольшой балкон, на котором хозяева выращивают бегонии и помидоры в зеленых ящиках. В часы досуга, весной или летом, хозяева восседают каждый на своем балконе с большим чувством самоуважения. По сути, лишь они обозревают свысока жизнь переулка, видят всех, занимающих скамейку, и каждому из них перемывают косточки. Эти же, что находятся внизу, также изучают и оценивают тех, кто сидит на балконах. И бдительные, шумные соседские отношения связывают обитателей скамейки с обитателями балконов.
Клубы пыли – единственные, кто абсолютно равнодушен и к тем и к этим, и стараются очернить и липы, и бегонии. Домохозяйки жалуются на это, высказывая все свои заботы перед Отто.
– Раскрой пошире глаза, Отто, и посмотри на балкон доктора Ласкера, – пустыня, как будто там нет вообще живой души, и это накладывает мерзость запустения на весь дом.
– Гусыни, – набрасывается на них Отто, – он что, бездельничает, как вы! С утра до вечера и с вечера до утра он хлопочет по делам своих клиентов. А гусыни эти приходят с всякими обвинениями.
Домохозяйки быстро убираются восвояси, и балкон доктора Ласкера остается пустынным и заброшенным, ибо Отто прав: неотложных дел у доктора Ласкера всегда полным-полно. Он является адвокатом всей еврейской общины, известным уважаемым бизнесменом и, можно сказать, душевным другом Отто. Вот и сегодня останавливается у киоска:
– Доброе утро, Отто, есть новости?
– Уйма! – и Отто раскладывает перед доктором газету «Красное знамя»: «Воровской совет в кафе»! – секрет раскрыт, решение не ожидается. Нападение на продавца одежды Крузе во Дворце развлечений по улице Канта – сбит с ног неизвестными и ограблен на 570 марок, нападавшие – сынки зажиточных берлинских семей, не имеющие профессии, тянущие из родителей деньги на игры в казино и другие развлечения…»
– Что говорить, доктор Ласкер, вот она многоликая столица Германии! «Многоликая», я бы сказал, на первый взгляд.
Отто сдвигает кепку справа налево и бросает взгляды на безработных, сидящих на скамейке, как всегда взирающих на небо в попытках предсказать свой завтрашний день:
– Запах разложения ударяет в нос, говорю я вам, идет он из этих затхлых домов. Тихо, Мина. Тихо! Отстань от полицейского! Ох, эта собака, доктор Ласкер, до чего научилась уподобляться людям. Каждый полицейский для нее как заноза. Гниль проникает в костный мозг всех этих обитателей переулка. Вот, к примеру, мой друг Пауле, истинным коммунистом был всегда, а теперь уже несколько месяцев без работы. Жена у него и двое деток. Так что, сидеть ему целыми днями в стенах дома и смотреть на мрачных своих домочадцев. Так он днями и ночами просиживает в подвальчике Эльзы. И так все! Прямой дорожкой – в трактир. Превращаются в воров, шлюх, готовы подобрать любую крошку, которую швыряют в их всегда раскрытые рты определенные партии. Говорю я вам, доктор Ласкер, у них размягчаются мозги, ничего не понимают и никогда не поймут. Да и за этим кварталом то же самое. Тут серость напускает туман в их мозги, там золото застилает глаза. Страх Божий! Запах разложения не дает дышать, весь город гниет.
Отто повышает голос, перебрасывает кепку справа налево и слева направо, руки его дрожат, он охвачен сильным волнением. И Мина, у которой тем временем появились два новых ухажера, начинает выть, а за нею – и они.
– Тихо, Мина! Тихо! Чертова сука! Не фашист он, а доктор Ласкер. Тихо! Так оно, доктор, Мина умница, но ум у нее женский…
Отто приближается к опасной теме – женщине, жене, и доктор Ласкер старается быстро распрощаться с ним.
Переулок уже отошел от сна. Евреи толпятся у мясной лавки господина Гольдшмита, пятого дома от края переулка. Долго рассматривают колбасы, висящие в окне. Заходят.
– Здравствуйте, госпожа Гольдшмит, сколько сегодня стоит салами? Что, так дорого?
Евреи потирают руки, ну, конечно, кто может в такое время себе позволить есть салами? Каждый грош на счету, это же страна миллионов безработных. Шастают по улицам парни в коричневых рубашках, орут на проклятых евреев. Оставляют они лавку. Захлопывают двери. Колышутся колбасы в витрине, как маятник или как колокола, пытаясь заманить покупателей. Но евреи бегут мимо, нет у них отдыха. Евреи напуганы, боятся за свои дела.
У доктора Ласкера тоже нет времени разглядывать колбасы в витрине, и он быстро заскакивает в лавку – там ведь за прилавком стоит его сестра, обладательница большого тела, госпожа Гольдшмит, небрежно одетая с ног до головы в какие-то чуть ли не лохмотья.
– Розалия, – не первый раз пытается доктор Ласкер преподать ей урок, – ну, посмотри на себя. Что это? Ты что, всегда будешь ходить в этих грязных обносках?
– Нет у тебя других забот? – кипятится сестра. – Что я, какая-то кокетливая девица, чтобы принаряжаться? Я замужняя женщина, у меня ребенок. И нет у меня, слава Богу, недостатка в неприятностях.
– Покупатели, Розалия, – пытается урезонить сестру доктор Ласкер. – Какая польза в том, что они тебя видят всегда в таком виде?
– Покупатели? Да у них уйма забот и неприятностей помимо моего платья.
Женщина, острая на язычок и проворная в деле, госпожа Гольдшмит. Глаза у нее зеленые, как у дикой кошки, позволяющие быстро улавливать желание клиента и ловко управляться в деле.
– Филипп, – говорит она брату, – начались летние каникулы. Что я буду делать с ребенком все эти дни? Сидеть целыми днями на скамейке в обществе воров и шлюх? Беда на мою голову, почему Бог наказал меня – растить детей среди этой черни? Ну, ты, почтенный адвокат, дай совет, что делать с ребенком? Денег-то в кассе кот наплакал. Беда на мою голову и на всю мою жизнь! В конце концов, ничего путного из него не вырастет.
– Об этом я и хотел тебе сказать, Розалия. Сегодня я поведу Саула в дом Леви. Там уже есть двое детей его возраста. Полагаю, они найдут общий язык и проведут хорошо летние каникулы.
Доктор Ласкер входит в соседние комнаты. Небольшой узкий коридор ведет из лавки в столовую и одновременно спальню Саула и деда, весьма преклонного возраста. В комнате две кровати и квадратный стол, покрытый застиранной скатертью. На гвозде у двери висит рабочая одежда господина Гольдшмита, в которой он отправляется на бойню. На диване с красной обивкой – белая подушка, книга Псалмов и биржевая газета. Все вещи, кажется, набросаны случайно. Около окна на сплетенном из тростника кресле сидит дед. Год за годом сидит он так, в одиночестве, и смотрит во двор, в маленький темный квадрат, но весь день полный суеты. Когда дед был моложе, а Саул совсем малышом, поручено было деду следить за ребенком. Дед качал его на коленях и напевал ему песенку: