Дом мечтателей
Шрифт:
От неподвижного стояния я начала замерзать. Пришлось выйти из-за дерева, за которым все это время пряталась на случай, если мать или Павлуша идти будут. Свет в окне нашей квартиры уже не горел. Я начертила носком ботинка кусок пирога на пыльной земле и побрела к фонарю. На самом деле наша улица длинная, и так тихо на ней не было еще никогда. Я оглянулась посмотреть, нет ли кого сзади, показалось, что кто-то шаркнул сапогом, но вокруг не было ни души. Мне стало так грустно. Я знала, что люди есть, они совсем рядом, в этих домах, спят в своих теплых кроватях и видят самые разные сны.
Вдруг я увидела тусклое пятно света. Оно исходило из окна маленького домика, в нескольких метрах от меня. Я подошла и заглянула в него. За окном две женщины: одна молодая, другая постарше, – купали в корытце младенца. Он был весь сморщенный, его крохотные ручки и ножки почти просвечивались на свету лампы, а они с такой любовью смотрели на него. Мне показалось, что
– Мама, я тебя не разбудила, когда вернулась?
– Нет. Я думала, ты осталась у Ленки ночевать, – ответила она.
– Я ведь не говорила, что останусь.
– Ну, не говорила… и что? Время-то уже позднее, пора спать ложиться, а тебя нет, что мне думать?
В то воскресное утро к своему маленькому куску пирога я так и не притронулась. Да и вообще поняла, какой же гадкий вкус у этой печенки.
В детстве у меня было мало подруг, но с Ленкой мы с первого класса дружили. Она плохо училась в школе, еле на тройки вытягивала, но подругой была хорошей. Я часто помогала ей с уроками, а она за это давала мне книги из библиотеки своего отца. У Ленки было трое братьев. Старший, Николай, поступил в военное училище, когда нам было еще лет по шесть. С тех пор Николай редко приезжал к родителям, всего где-то раз в год. Но каждый раз, когда это случалось, его мама накрывала шикарный стол, она доставала все свои припасы, накопленные за это время, покупала шматок копченого сала у дяди Ашота, делала заливное из рыбы и все красиво выставляла на белоснежную скатерть, которая досталась ей еще от ее матери. Я очень хорошо помню ту атмосферу, которая царила в квартире Гороховых в день приезда Николая. Мне казалось, что так и должен пахнуть настоящий праздник. За стол меня, конечно, никто не приглашал. Я кружилась вместе с Ленкой на кухне, помогала ей чистить картошку и резать лук. Мне нравилось наблюдать за всей этой суетой и чувствовать себя ее маленькой частью. Пару раз мама Лены угощала меня своим фирменным заливным. Надо сказать, что на вид оно было куда лучше, чем на вкус. Но больше всего в этом празднике мне нравился сам Николай. Высокий, хорошо сложенный юноша в военной форме, ему даже приходилось пригибаться, чтобы войти в комнату. У Николая был низкий голос. Я все время представляла, как он своим басом отдает приказы, мне казалось, именно таким голосом в армии и должны отдаваться приказы.
Николай выглядел сдержанно и, к моему сожалению, мало говорил. Он производил впечатление человека умного и образованного, который всегда о чем-то размышляет. «Настоящий мужчина, – думала я, – из таких и выходят герои».
Средний брат Лены – Ромка, на четыре года младше Николая. Обычный уличный сорванец. Ему часто доставалось от отца за то, что он приходил домой то с порванной штаниной, то с разбитой губой. Ромке нравилось заявлять всем, что он искатель приключений и настоящий первооткрыватель. «Можете мне не верить, но я открою еще десять новых Америк», – кричал он на всю округу так, чтобы слышали его родители. Мальчишка страшно не хотел идти в военное училище. Все постоянно удивлялись, как у одних родителей могли получиться такие разные дети. Но стоило его маме только глянуть на него своим строгим взглядом и пригрозить, что она лишит его ужина, Ромка тут же открывал нотный стан и разучивал новые этюды на своем стареньком саксофоне. Дед Ромки по материнской линии был знатным саксофонистом. После его смерти инструмент берегли как драгоценную семейную реликвию и не разрешали никому даже пальцем к нему прикасаться. Длилось это ровно до тех пор, пока мама Лены не поняла, что ее средний сын имеет в своем маленьком теле много необузданной энергии, и если эту энергию срочно не направить в правильное русло, она может стать разрушительной, как для его окружения, так и для самого мальчика.
Самый младший сын Гороховых был совсем еще ребенок. Его часто вручали Ленке, чтобы та смотрела за ним, пока мать готовила или занималась хозяйством. Ленка не особенно внимательно следила за братом. Во время прогулок он мог легко вывалиться из коляски или взять в рот засохшие кусочки собачьего помета.
Все свободное от учебы и домашних дел время я проводила в их большой семье. Дом Гороховых стоял неподалеку, метров на двести выше нашего… – сказав это, Марина замолчала и ненадолго задумалась.
– С вами все в порядке?
– Да-да, сейчас продолжу. Знаете, я вдруг поняла, что все детство провела в одном сплошном ожидании.
– Чего же вы ждали?
– Когда наконец вырасту и смогу изменить свою жизнь. Мне было очень больно смотреть на мать, которая убивалась на работе, чтобы прокормить нас с братом. Павлуша… ведь он совсем ей не помогал, только грубил постоянно. У него были странные друзья, и я никогда не знала, чем он занимается. Я хотела скорее начать работать. Я была уверена, что у меня получится все изменить, а значит, маме больше не придется сутками гробить здоровье на производстве.
– Ваше желание вполне естественно. Мы еще обязательно вернемся к этому вопросу, а сейчас я хочу знать, что было с вами дальше.
– После окончания школы я планировала поступить в медицинский колледж на лаборанта. Колледж находился в областном центре, в восьмидесяти километрах от нашего города. Меня всегда привлекали колбочки, баночки, химические реакции…
На школьный выпускной мама сшила мне новое платье. Красивое… чуть выше колен, синего, как небо, цвета, с большим бархатным бантом на талии. Помню, что ей стоило каких-то неимоверных усилий достать небольшой кусок ткани. День нашего выпускного совпал с приездом в город Николая. К тому моменту я не видела его уже пару лет. Мы с Ленкой решили зайти вечером к ней домой, совсем ненадолго, чтобы поздороваться и снова отправиться на танцы. Я помню наши возбужденные красные лица, с какими мы заскочили тогда в гостиную Гороховых. Их семья уже собралась за большим столом. Во главе сидел отец. По правую руку от него – жена, рядом с ней – подросший Ваня. По левую сторону от отца сидел сам Николай. И на противоположной стороне стола – Роман. Все потребовали скорее показать наши аттестаты. «Молодец, Марина, так держать, – отчеканив каждое слово, сказал своим фирменным басом Коля. В этот момент я почувствовала легкую слабость в коленях. Поблагодарив его, я не знала, куда отвести взгляд. Мама Лены предложила нам присесть за стол и выпить за такое радостное событие. На минуту в комнате все засуетились: маленький Ваня побежал за стулом, Роман наливал в стаканы самодельное вино, мать поспешно накладывала в тарелки свежие салаты. «Ну что, девочки, со вступлением во взрослую жизнь», – сказал глава семейства, и мы стукнулись бокалами. Вино показалось мне полной кислятиной, я сделала пару глотков и больше пить не стала. Роман попросил меня передать салат, потом спросил, куда я решила поступать. Я рассказала о своих планах на медицинский колледж. «Ну что ж, достойно», – сказал он. Сам Рома к тому времени уже заканчивал учиться на антрополога. Каким-то чудом ему удалось избежать участи военного. И правильно, что не пошел по стопам брата, не всем же по форме ходить. Но овладеть виртуозной игрой на саксофоне он все-таки смог и теперь всюду таскал его за собой. Это был уже новый инструмент, купленный им на собственные сбережения. А дедушкин саксофон вернулся на свое почетное место.
Я чувствовала, что Коля смотрел на меня, пока мы сидели за столом, но сама не решалась повернуть голову в его сторону. Мне показалась, что его плечи немного осунулись, как и уголки губ. Что-то сердито-печальное мелькало в его глазах. Но для меня он по-прежнему оставался красивым героем в идеально посаженном военном мундире. Позже на кухне Ленка мне шепнула, что у него не все гладко на службе, но что именно, она не знает. Она только услышала, как он обещал отцу, что во чтобы то ни стало исправит положение и такого больше не повторится.
Как только мы собрались уходить, Роман предложил проводить нас. Всю дорогу он рассказывал смешные истории из своей студенческой жизни и о том, что после окончания института планирует уехать на три года в Африку.
– Марина, хочешь, я привезу тебе из Африки череп древнего человека? – неожиданно спросил он меня уже перед входом в школьный двор.
– Хочу, – ответила я.
И мы попрощались.
Ночь быстро пролетела. Я никогда прежде столько не танцевала. Под утро ноги жутко устали и гудели. Когда праздник закончился, ребята стали расходиться по домам. Я ждала Ленку, но она все никак не могла наговориться с парнем из параллельного класса.
И тут Ленка попросила ее не ждать. Я сняла туфли и пошла босиком домой. У меня из головы не выходили слова Романа об Африке и то, с какой страстью он об этом говорил.
Звезд на небе почти не осталось. Я шла медленно, глубоко вдыхая прохладу утреннего воздуха. Мне вдруг сделалась так хорошо! Голова стала ясная, и я почувствовала себя птицей, способной полететь куда угодно. Впервые я ощутила такую легкость. Вот она – настоящая свобода. Она была внутри меня, она пульсировала в моих жилах. Я закрыла глаза и стала кружиться под фонарем. И чем больше я кружила, тем больше у меня вырастали крылья. «О, мир, как ты прекрасен», – вертелось у меня в голове. Я чувствовала каждый миг, каждое движение своего тела, вдох и выдох, я была по-настоящему живой.