Дом на цилиндрах
Шрифт:
Потом доктор любезно проводил гостей из комнаты, а за мной чуть позже зашёл санитар, сопроводивший до палаты. Но, несмотря на то что я привычно улёгся на кровать и попытался изобразить апатию, внутри меня всё ликовало и требовало немедленных действий. Значит, странности продолжаются и всё опять вовсе не так просто, как кажется. Я попытался припомнить мельчайшие детали нашего разговора с Виолеттой, которые буквально звенели у меня в голове, словно звуки музыки в слабых динамиках. Что-то начинало теперь формироваться, расти внутри, и я почувствовал даже какой-то томящий азарт — всё внутри загудело, призывая к действию. Наверное, это заняло какое-то время, так как вернул меня к реальности уже освободившийся Константин Игнатьевич, мягко постучавший пальцем по плечу и изобразивший сочувственную
— Простите, я наболтал вчера немного лишнего и выдал желаемое за действительное…
— О чём вы?
— Я, как обещал, сразу же связался с вашей супругой, но они сейчас в отъезде и смогут навестить вас не раньше следующей недели. Прошу прощения, вы же наверняка их очень ждали именно сегодня…
— То есть как это? — кажется, мой рот открылся в изумлении, но лицо врача было непроницаемым.
— Извините, если расстроил.
— Так мы же буквально только что виделись!
— Виноват, повторите ещё раз.
— Я говорю, что я только что расстался со своей женой и дочкой! — практически закричал я.
— Ну-ну, потише. Я вас прекрасно слышу и попрошу сейчас сестру вам кое-что дать. Видимо, ваше состояние ещё не настолько хорошее, как мне казалось…
— И что это значит?
— Всего лишь то, что вы продолжаете выдавать желаемое за действительное, как с теми выстрелами. Заверяю вас, что никто сегодня к вам не приходил и ваша семья отсюда далеко.
— Ну это уж слишком… — воскликнул я и вскочил, желая добраться и разорвать человека, который мало того что держит меня взаперти, словно какого-нибудь опасного сумасшедшего, так ещё и так нагло лжёт прямо в лицо.
Из-за двери мгновенно показалось двое санитаров, словно они специально ожидали чего-то подобного. Меня мгновенно скрутили, водрузили на кровать и вскоре окружающее растворилось в приятном забытье, которое, как оказалось, оборвалось утром следующего дня, когда, открыв глаза, я опять увидел рядом с собой Константина Игнатьевича.
— Ну, как ваши дела? — неожиданно весело поинтересовался он, как будто вчера между нами ничего и не произошло.
— Если можно так выразиться, хорошо. Вот если бы только вы не стали говорить то, чего не было, вообще было бы замечательно! — стараясь сдерживаться, ответил я.
— Простите, но меня вчера вообще здесь не было. Я приехал в Москву только этой ночью. Поэтому, извините, затрудняюсь понять… — развёл руками доктор и вежливо потрепал меня по плечу: — Бывает, бывает, не берите в голову. Сознание иной раз и не такие штуки откалывает, смешивая желаемое с действительным и сон с явью. Знаете, какие порой причудливые коктейли выходят… Даже писателю не под силу так выдумать.
— Вас действительно не было здесь? — переспросил я, с ужасом чувствуя, что Константин Игнатьевич может быть прав.
— Конечно, нет, — заверил тот, и на этот раз его взгляд почему-то показался мне правдивым.
Конечно, несколько дней меня ещё очень занимало произошедшее, но постепенно всё успокоилось, и я готов был честно признать перед самим собой, что всё это мне просто почудилось. Тем более когда доктор принёс мне тот самый набор, который вроде бы привезла Ада, и сказал, что это посылка от Андрея, который вскоре хотел заехать и навестить меня. А когда я поделился с ним тем, что точно знал: что именно в ней находится, — врач покачал головой и прокомментировал:
— Знаете, в случаях подобных вашему вполне возможны периоды озарений, предвидений или даже проявления аномальных способностей. В этом нет ничего удивительного или страшного, хотя такие явления до сих пор толком не исследованы, что бы там не утверждали мои уважаемые коллеги. Мы же будем считать, что это явно добрый знак и вы на пути к скорейшему выздоровлению!
Как оказалось, сигареты и чай передали мне очень грамотно — здесь попросту больше нечем было заниматься. Заварил чай в столовой, попил, пошёл в туалет перекурить — и так по кругу или спирали, это как взглянуть. Телевизор и радио пациентам почему-то не полагались, а читать в палате было как-то не принято. Пару раз меня возили на два этажа выше, чтобы сделать какие-то обследования, облепив цветными проводами с неприятно пахнущими присосками и предлагая расслабиться. Местный лифт ничем не отличался от всего виденного мной ранее, только вызывался не кнопкой, а с помощью специальной пластиковой карты, и, чтобы лифт куда-либо поехал, приходилось прислонять её к специальной панели у кнопок и только потом выбирать этаж. Понятно, что это было исключительно привилегией персонала и, наверное, правильным решением, но то, что даже такое элементарное действие не давали возможности сделать самостоятельно, вызывало тянущее, гнетущее чувство неполноценности и недоверия. Даже встречи с врачом отличались удивительной схожестью и ничего нового не приносили. Правда, в первые дни мой желудок нашёл-таки себе своеобразное развлечение — от местной пищи у меня случился запор, поэтому в туалете в течение нескольких следующих дней я провёл гораздо больше времени, чем за всю прошлую жизнь. И, возможно, эти отчаянные попытки выдавить из себя хоть что-то и неотрывно преследующая, изводящая тяжесть заставляли меня предпринимать хоть что-то. Когда же этот процесс более-менее нормализовался, я не нашёл ничего лучшего, как увеличить свою продолжительность сна ещё на несколько часов в сутки. Наверное, этому способствовали и лекарства, так как раньше даже небольшой пересып неизменно вызывал острую головную боль и общее недомогание. Сейчас же ничего, даже в столовую я теперь брёл сонливый и словно необычайно вымотанный, кажется, готовый перейти уже на круглосуточное пребывание в мире иллюзий. Дни я не считал и вычёркиванием цифр в календарике на стене, в отличие от соседей по палате, не увлекался. К чему? Всё смешивалось и, казалось, это никогда теперь не закончится. Иногда я, ловя крутящиеся осколки в своём водовороте памяти и пытаясь их склеить во что-то внятное, очень сожалел о той или иной жизни, которая была у меня когда-то ранее вне этих стен. В такие моменты я, бывало, горько и неудержимо плакал, уткнувшись в подушку, но чаще всего это заканчивалось тем, что я просто засыпал, так и не излив всего накопившегося хотя бы таким детским образом. Неужели на этом яркий, манящий и нормальный мир запахнул передо мной свои двери навсегда?
Глава VII
Снова Хельман
Кто-то бежал в мою сторону, размахивая руками, превращающимися в веера, обдувающие необычайной прохладой. Казалось чрезвычайно важным, чтобы движение продолжалось — ведь струи воздуха несли, несомненно, даже саму возможность дыхания. Я очень хотел различить, человек это или что-то другое… Сосредоточился, моргнул и почувствовал, что неудержимо вырываюсь из сна, видя яркий цвет и знакомое лицо, склонившееся надо мной. В это сложно было поверить, но на кровати рядом сидел Хельман собственной персоной.
— Вот мы и проснулись! — радостно улыбнулся Константин Игнатьевич. — Ну как, узнаёте лучшего друга?
— Д-да… — кивнул я.
— Вот и славно. Я же говорил, что всё будет в порядке. Вы пришли в себя, многое вспомнили, и настало время расставаться. Уверен, вы не будете особенно сожалеть, что покидаете эти стены. А пока будете одеваться, Александр, можно вас на несколько слов? — доктор поманил Хельмана пальцами в коридор.
Тот встал и, подмигнув, вышел, произнеся:
— Ну ты прямо как овощ!
Я тяжело приподнялся и начал одеваться, больше автоматически. На стуле рядом кто-то оставил просторные шорты и футболку с изображением большого глаза, как отпечатанный на долларовых купюрах. Несмотря на странный грязно-зелёный цвет, мне это почему-то понравилось и даже захотелось попросить потом кого-то, чтобы разрешил оставить вещи себе.
Он приехал за мной, но Константин Игнатьевич уверяет, будто бы это друг моей семьи Александр. Может, оно и так, не хочется углубляться. Главное сейчас, выбраться отсюда. Впрочем, одного взгляда на Хельмана мне вполне хватило, чтобы понять и вспомнить очень многое, даже слишком — видимо, всё-таки моё лечение было не очень-то интенсивным. А самое важное, зажглась надежда не только узнать больше, но и отомстить или, по крайней мере, попытаться. Занятый этими мыслями, я как раз неуверенно натягивал футболку, чуть было не вывихнув руку, которая постоянно выскакивала из сустава после одной серьёзной травмы, как вдруг дверь открылась, и они снова оказались рядом со мной.