Дом на Меже
Шрифт:
Межичи в одном не солгали: за горящей оградой Барон так и живёт по мёртвой луне. Там и Агнешка, под его крылом. Кто знает, не бегут ли к нему и поныне? Сколько их там ещё, за оградой Баронского Парка, маленьких пансионок, растерзанных своим диким временем.
– --------------------
Стоп, вопрос: Катрина. Мы виделись, зачем она прямо не сказала, что к чему? Не нашла слов? Как женщина постеснялась прямо говорить? Нет, здесь что-то другое…
Ярик на раз сообразил:
– Межка, да ведь слышат они её. Нельзя ей было язык распускать ни по живой луне,
===========================================================
15. Тоска
Хорошо быть дураком. Майкрофтом Холмсом тоже неплохо. Серединка на половинку – капец. Я извёлся в догадках. Лего без инструкции по сборке.
И так…
Век за веком Агнешка мелькала в доме тревожным призраком, опасаясь и мёртвых, и живых. Секунду оглядится, минуту протанцует, и нет её. Это никого не волновало. Но затем появился я, который видел Агнешку постоянно, разговаривал с ней. Уверившись, что для воображаемого друга здесь лишку совпадений, Межичи отравили меня и полгорода заодно. Преступление остаётся семейной тайной.
Едва фундамент сложился, кладу блок первого этажа. Лего – шварк россыпью: вторично на мою жизнь никто не покушался. Почему? Заново босиком подбирай кирпичики, больно.
– --------------------
Дальше. Так…
Я умер, но не умер. Больше того, я встретил Агнешку реально, как пансионку – в её настоящем возрасте, в теперешнем – Баронском доме. Про это Межичи тоже узнали. И бездействуют. Причина? Опять крушение лего. Отдельные блоки – боль, какая философия! Любые части стыкуются в любые дырки, пока не наступает очередное фатальное «почти».
– --------------------
Значит, так…
У Межичей есть план сборки. Полагаю, что конкретно у Славы Румына. Моя роль там: блок лего шестёрка. Что ж, лучше Слава Румын, чем пустые догадки. Я выслушаю его, мне нужна общая картина. Когда увижу с его стороны, переверну, чтобы взглянуть со своей.
Хоть бы я и простой блок. В своём теперешнем двойственном качестве, я важен для рода. Не надо ориентироваться на дремучие суеверия и кошмарные сны. Чего хотят мёртвые? Что интересует живых? Они могут узнавать это прямо через меня. А если нет разлуки, если ушедший всегда может поговорить с оставшимся, где тогда смерть? Она потеряла свой главный рубеж. И всё-таки от меня ждут чего-то ещё.
– --------------------
Мертвецам надо больше. Они хотят, как при жизни, своей рукой брать желаемое. Стопка водки в день поминовения слишком мало, даже если дед прикажет накрыть её поверх чёрного хлеба – имбирным пряником. Он хочет вернуться и взять сам. Выпить и закусить, и чтобы жена поднесла ему.
– Так я думаю, Ярик. А если не оправдаю их надежд… Пусть самый голодный из мертвецов сожрёт упрямого пацана.
– Потому что любой Межич принадлежит роду. Не как человек, значит, как мясо, – шепчет Ярик. – Беги. А кстати, не разумней ли подчиниться?
Да, действительно… Почему это я, неблагодарный, заранее обделяю
– Не злись, я шучу… У тебя шансов не было, по тебе сразу всё решили, – тихо рассказывает Ярик. – Ты уши-то не развешивай, когда они льстят. Они тебя считают слабым, добрым.
– Ты догадался или подслушал?
– Сами сказали. Думаешь, им стыдно, или как-то так? Близко не лежало! Распорядиться чьей угодно жизнью – только в путь, они в этом греха не видят. А жену и вообще не считают за человека. Она ничего не решает у Межичей, женщина она… – радость для сердца, для ночной темноты, воскресного пирога и будне...
– Я взорвусь если ещё раз услышу эту присказку! Я весь дом к чертям сожгу! Ярик, мне дрянь как тошно, Ярик…
– --------------------
Без слова он одел мне большие наушники. Глухая ночь встрепенулась и ухнула в них целиком, в сугроб лёгких, плотных звуков. Как сова за мышью, за дрожащей сердечной жилкой. Чёрно-белый джаз. Глубокое ретро. Весь квартет давно живёт по мёртвой луне, но нет же! И насколько нет…
Мокрые от пота негры, белый смешной контрабасист. Ярик, ты наркодилер, ты сутенёр. Это – лучше, чем порно. Как они угадывают? Как делают это?.. Ок, всё равно. Ядрёное соло на барабанах.
Под саксофон я перестаю думать. Рояль. Чёрная полировка бликует, подпрыгивают молоточки. Это бесстыжее публичное наслаждение. Перекидывают его друг другу, как мышь, а она всё пытается убежать куда-то. Пианист, святая жадность, подхватил и не отдаёт. Быстрые пальцы на клавишах, спина щедрого бога, стаккато... Благослови меня. Благослови, я совсем один.
============================================================
============================================================
============================================================
Часть четвёртая. Солнцеворот
16. Слава Румын
К середине декабря их полон дом: взрослых мужчин, сыновей, дедов. Разные и чертовски похожие. Я своего кровного отца увидел.
Всякий знакомился со мной – по-другому, отдельно. Племянники, сыновья ревниво, с прохладцей. Старшие задерживали рукопожатие, подтверждая кивком. Выдавая кредит под миллион процентов годовых: «Межич, нашего рода». Понятно, что я как бы достопримечательность. Не передать, насколько это согревает и душит. От прибывающей, физически спаянной силы рода я ходил полупьяный и готовый сорваться в бегство.
– --------------------
Раньше я в эту арифметику не вникал. Теперь – с удвоенным интересом. И того…
День поминовения Сильвана Межича отмечают по високосным годам на зимнее солнцестояние. Из них через каждые двенадцать – юбилей, про который говорят: день «Заново Распаханной Межи». То есть за двенадцать лет она как бы зарастает, и в праздничный день на ней, за одним столом встречаются мёртвые и живые. Утреннее солнце распахивает новую межу. Дед говорит: река возвращается в сухое русло. Считаем… Восемь лет назад меня забрали в этот дом, потом я умер… С того момента прошло ещё два. Сходится. Наступает круглый юбилей рода.