ДОМ ПРИЗРЕНИЯ
Шрифт:
Только этих бесполезных животных соглашалась терпеть старуха, ненавидящая всё живое. Прочая же живность нещадно истреблялась, и об этой обязанности Нежина узнала во второй день пребывания в доме, когда спустившаяся из собственной спальни старуха потребовала сыграть в «кошки-мышки».
Вечером, после ужина, мадам Гроак собрала девушек в гостиной и, как фокусник, достала пыльную дощечку, которая раньше лежала у старухи под кроватью.
Среди девушек тихонько пронесся
– Кошки-мышки. Нет! Опять!
– Тихо! – прикрикнула старуха. – Напоминаю, что в этом доме вы будет делать только то, что решу я.
Там, где росла Нежина, «кошки-мышки» были игрой для малышей, что-то вроде пряток, поэтому, когда старуха стукнула палкой и объявила: «Кошки-мышки. Начали!», побежала прятаться, совершенно не подозревая, какой смысл на самом деле имела эта забава.
– Стоп-игра!
Запыхавшаяся Нежина сбежала вниз, сияя: её никто не поймал. Она и не подозревала, что в этот раз охота велась не за ней. Девушки стояли, вытянув руки далеко вперёд. В пальцах у них извивались, пищали и выворачивались мыши, от совсем маленьких до седых с оборванными ушами. У кого-то одна, у кого-то – сразу три. Лишь Нежина стояла с пустыми руками.
Старуха с довольным лицом держала дощечку, и девушки, подходя к ней, ставили мышиную лапку рядом с цепочкой следов, уже отпечатанных на пыльной поверхности.
– Не то, не то, – бормотала старуха, внимательно сравнивая следы. – А вот и ты! Мерзкое создание! Никому! Ни единому живому существу не позволено без разрешения посещать мои покои!
Старуха обхватила зверька тонкими длинными пальцами. Мышь, на удивление спокойная, блестела бисеринками глаз и тревожно шевелила усами. Нежине на миг почудилось, будто старуха выпустила когти, а на её лице на минуту мелькнула радость. Через мгновение мадам Гроак сжала пальцы. В тишине послышался лёгкий хруст ломающихся косточек.
Нежина едва удержала в себе ужин. Другие девушки, хотя и не раз наблюдали мышиные казни, тоже побледнели, шестая явно сдерживала рвотные позывы. Лишь первая бесстрастно смотрела на крохотный серый комочек с ещё подёргивающимся хвостиком. Её остренькое личико было спокойно.
– Остальных – в банку, – довольно выдохнула старуха, брезгливо вытирая руку надушенным носовым платком.
Дойдя до Нежины, мадам Гроак недовольно протянула, наконечником трости приподнимая её подбородок:
– Так я и знала, дитя. Ты не годна даже для работы, которую может выполнить самое безмозглое кошачье существо. Мне кажется, что до конца этой недели тебе следует обедать на полу, лакая суп из блюдца, потому что сидеть за столом с людьми ты недостойна. Мои
– Да, госпожа, – располосованная спина сама дала ответ, взяв контроль над языком хозяйки.
– Вот и хорошо, – мадам Гроак холодно улыбнулась, – в следующий раз отвечать будет твоё тело. Интересно, что оно споёт под кнутом?
– На будущее – научись мастерить мышеловки, – прошептала Нежине ночью шестая. – Пойманных мышей потом можно держать в банке про запас. Также советую обзавестись ещё несколькими банками для мух, пауков и тараканов. Никогда не знаешь, что за игра придёт мадам в голову в этот вечер.
– Почему бы ей не завести кошку? – поинтересовалась Нежина сквозь зубы, разбирая кровать.
Шестая звонко рассмеялась, впрочем, тут же испуганно зажав рот обеими руками.
– Не вздумай только ей такое сказать! Кошку! Она их ненавидит больше, чем всех мышей, которые когда-нибудь побывали в её банке!
Нежина наконец забралась под одеяло. Уже засыпая от усталости, она сонно спросила:
– Зачем они старухе? Какой в них прок? Или она остальных давит перед сном?
– Кто знает? – зевнула шестая. – Может, это её обычный ужин? Кстати, хуже всего ловить комаров: они ей нужны только живыми.
Всю следующую неделю Нежина ела только сидя на корточках на полу перед столом мадам Гроак и Барысом. Иногда старуха бросала ей кости.
Шло время. Нежина научилась держать лицо. Что бы ей ни говорили и ни заставляли делать, она выполняла это быстро, хорошо и с улыбкой на лице. И молча. Держать язык за зубами было, пожалуй, надёжнее всего. Не зря говорят, что на крючок не ловится только та рыба, которая держит рот плотно закрытым.
Сначала в руки новой воспитанницы мадам попадала только самая грязная работа: девушка чистила навоз в коровнике, от этого её руки покраснели, стали шершавыми и покрылись сыпью, потом перебирала гнилые овощи в подвале – отсутствие света и свежего воздуха выбелило и истончило и без того бледную кожу лица; потом отмывала пол толчёным кирпичом, заворачивая его в тряпку, заглядывала в каждую щель, – плечи и мускулы рук каменно ныли к концу дня. Безвкусная, плохо приготовленная пища и обилие физического труда наконец привело к тому, к чему и должно было привести, – выточило из бесформенного тела тоненькую девушку. Платье, которое ей выдали в первые дни пребывания в Доме-Под-Горой, болталось на костях, как флаг на флагштоке. Нежина больше не плакала: есть ли смысл в слезах, если ими ничего не добиться? И тем более не пыталась спрятаться: какой смысл делать это у всех на виду?
Конец ознакомительного фрагмента.