Дом разнообразия
Шрифт:
– Какого хрена вам от нас нужно? – сказал Гибсон продолжая напирать.
Загнанная в угл собака бросилась на мужчину и сразу рухнула замертво. Из дула пистолета пошел дымок.
– Ты не голодный? – смеясь, обратился Гибсон к Мэлу, будто сейчас абсолютно ничего не произошло. Тот покачал головой, – я щас блевану.
– Я тоже нет. Гибсон бросил товарищу нож. – Полностью они в ту печь не поместятся, придется расчленить. Займись пока этим, а я попробую найти выход. Может нам удастся отсюда выбраться.
Он
– Черт! Не работает. Можешь сфоткать?
Мэл достал телефон и сообщил, что его тоже отрубился, а затем прибавил, – странно, ведь перед выходом я его полностью зарядил.
– Ну ладно, – расстроился Гиб, – тогда за дело.
Мэл стоял, держа в одной руке нож, второй схватив себя за живот, и смотрел на окровавленное существо. Он подошел к одной из них и принялся отрезать ей лапу. Вдруг она задергалась и от испуга Мэл раз двадцать всадил ей лезвие в живот. Парень поднялся тяжело дыша. Больше тварь не двигалась. Мэл посмотрел на друга, надеясь на его поддержку, но тот был занят тем, что ощупывал стены в местах, где сходились швы металлических листов и пытался их сковырнуть. Мэл перевел взгляд обратно на лицо собаки.
– Господи, да разве такое возможно?
Все, включая брови, было человеческим. Даже модная бородка, которую, казалось, недавно тщательно подстригли, выглядела так, будто предназначалась для обольщения легкомысленных девиц, и уж точно не для того чтобы красоваться с дырой во лбу на холодном полу.
Мэл вздрогнул. Но поймав тонкую нить решительности, он ухватился за нее и, невзирая на ужас, который бушевал в его сердце, последним резким движением отрезал псу лапу и закинул ее в печь. Рядом с топкой был приделан термометр, и стрелка его показывала 110 градусов.
Затем, не без отвращения, Мэл проделал все тоже самое с тремя оставшимися лапами животного. Огонь неохотно разгорался; свежая кровь не давала ему быстро расправляться с плотью.
Затем Мэл принялся за голову, но, когда вогнал нож в шею его желудок, наконец, попрощался со всем, что в нем было. Гибсон бросил короткий взгляд на товарища и попросил его поторапливаться, так как осталось у них не более получаса.
– Слушай, может ты? – промямлил молодой человек, вытирая рукавом губы.
Гибсон подошел к Мэлу, встал на колени, забрал нож и принялся пилить верхнюю конечность существа.
– Может попробовать еще раз твою бомбу?
– Нет, – сухо ответил Гибсон. – Мне ещё нужен мой дружок.
Со знанием дела он продолжал пилить голову. Мэл поистине восхищался им. В отличие от Мэла, Гибсон каким-то образом оказался готов к тому, с чем они столкнулись. Так хладнокровно отреагировать на все произошедшее, мог только его друг, Гиб.
Отделив голову от туловища, он зашвырнул ее в печь.
– Ну и толстая же у них шея! Сколько там? – спросил Гибсон, подходя к другому животному.
– 130.
– Почему так медленно? Надо чем-то поддуть, что бы быстрее разгорелось.
Мэл снял с себя пальто, которое захватил лишь из-за высокого ворота как у дракулы (так он прятал лицо от камер) и начал махать им на огонь. Вроде бы сработало. Печка стала разгораться. Но что странно, чем больше разрасталось пламя, тем холоднее становилось в комнате.
– Отлично! Теперь дело пойдет быстрее, – сказал Гиб.
Закинув еще несколько конечностей в топку, мужчины сели недалеко от огня и стали наблюдать за термометром, стрелка которого медленно ползла вверх.
– Ты знал, что в некоторых странах поедание собачатины считается неуместным и оскорбительным? – вдруг сказал Гибсон. Несмотря на разгар лета из его рта выходил пар.
Мэл пожал плечами. – А разве где-то это считается нормальным?
– Ну я бы попробовал… – задумчиво произнес Гиб, и почесал правое плечо в которое прилетел кулак Мэла.
– Да ладно тебе, – возмутился он, – вон корейцам нормально. Не вижу здесь ничего предосудительного.
– Ну, так поешь, раз хочется. Вон та сверху уже покрылась золотистой корочкой.
– Даааа, – протянул Гиб, – слюнки так и текут. И пока он рассказывал о своих странных кулинарных пристрастиях стрелка термометра медленно, но верно дошла до 250. Пальцы от холода уже прилипали к полу, и Гибсон поднялся на ноги.
– Это очень странно, – сказал он, подходя ближе к огню. Мужчина протянул руку, и сразу отшатнулся. – Уау! – воскликнул Гиб, – да он же холодный!
– Не может быть, – сказал Мэл, подошел к огню и так же отшатнулся. – И правда!
Оба заворожено смотрели на огонь. Гибсон напевал что-то про ржавчину на бриллиантах. Дурацкая песня, Мэл ее терпеть не мог. Через несколько минут стрелка достигла трехста, и приятели попадали на пол. Все здание начало трястись и шататься.
– Что происходит? – вскричал Мэл.
– А я почем знаю? Мы с тобой в одинаковой заднице. Кстати ты ел когда–нибудь жопу быка? Изумительно вкусно!
– Заткнись уже Гиб!
Мэл знал, что его друг пытается просто разрядить обстановку. Гибсон не был настолько глуп, что бы шутить в такой момент. Здание, наконец перестало беспорядочно трястись, и лишь оно плавно качалось из стороны в сторону словно маятник, в доказательство чему тела животных скользили по полу от стены к стене.
– Что-то с полом, – сообщил Гибсон.
– Да неужели?!
Свет лампы на потолке потух, загорелся экран.
– Я вас поздравляю! Вы прошли первое испытание! Но, не радуйтесь, следующее будет во много раз сложнее.