Дом с характером
Шрифт:
Когда Чармейн подскочила к нему и схватила за занесенную руку, столик уже был уставлен чайниками, молочниками, сахарницами, чашками, лепешками, мисками взбитых сливок, варенницами, тарелками горячих гренков с маслом, горами плюшек и блюдом с шоколадным тортом. С одной стороны столика выдвинулся ящик, полный ножей, вилок и ложек. Чармейн и Питер в одну секунду подкатили столик к сыроватому дивану и уселись пировать. Минуту спустя в дверь просунулась огромная голова Потеряшки и принюхалась. Увидев столик, Потеряшка с некоторым усилием протиснулась в гостиную, после чего задумчиво и величественно подкралась к дивану
Прошло добрых полчаса, когда Питер наконец отодвинулся от столика и потянулся.
– Здорово было, – сказал он. – Что ж, с голоду мы не умрем. Чародей Норланд, как в вашем доме получить обед? – спросил он эксперимента ради.
Ответа не было.
– Он отвечает только мне, – пояснила Чармейн не без нотки самодовольства. – А я его сейчас спрашивать не буду. Перед твоим приходом мне пришлось разбираться с лаббоком, и я падаю с ног. Пойду спать.
– А что такое вообще лаббоки? – спросил Питер. – Считается, что моего отца убил лаббок.
Чармейн была не в настроении ему отвечать. Она поднялась и направилась к двери.
– Стой, – сказал Питер. – Куда убрать все со столика?
– Понятия не имею, – бросила Чармейн. Она открыла дверь.
– Стой, стой, стой! – крикнул Питер и бросился за ней. – Покажи мне сначала мою комнату.
Да, наверно, придется, подумала Чармейн. Он же лево и право не различает. Она вздохнула. С крайней неохотой она пропихнула Питера сквозь гущу пузырей, которых в кухне стало только больше, чтобы он забрал свой ранец, а потом повернула его налево, обратно в дверь, в коридор со спальнями.
– Занимай третью, – сказала она. – Эта моя, а первая – дедушки Вильяма. Если не понравится, их тут несколько миль. Спокойной ночи, – добавила она и ушла в ванную.
Там все было покрыто инеем.
– Тьфу ты, – сказала Чармейн.
Когда она оказалась в своей спальне и натянула ночную рубашку, слегка испачканную чаем, Питер выскочил в коридор и закричал:
– Эй! Ватерклозет замерз!
Не повезло, подумала Чармейн. Она забралась в постель и тут же заснула.
Примерно через час ей приснилось, что на нее уселся мохнатый мамонт.
– Уйди, Потеряшка, – пробормотала она. – Ты слишком большая.
После этого ей приснилось, что мамонт не спеша слез с нее, что-то урча, и тогда она погрузилась в другие, более глубокие сны.
Глава пятая,
в которой Чармейн принимает у себя перепуганную родительницу
Проснувшись, Чармейн обнаружила, что Потеряшка пристроила свою обширную голову на постели, прямо поперек ее ног. Остальная Потеряшка громоздилась на полу белой мохнатой грудой, занимавшей почти всю комнату.
– Значит, сама ты не можешь стать меньше, – сказала Чармейн. – Придется мне что-нибудь придумать.
В ответ Потеряшка несколько раз всхрапнула по-великански, а потом снова погрузилась в сон. Чармейн с трудом вытащила ноги из-под ее головы и, протиснувшись мимо гигантского туловища Потеряшки, нашла себе чистую одежду и натянула ее. Когда очередь дошла до прически, Чармейн обнаружила, что все шпильки, которыми она обычно закалывала волосы, куда-то подевались, должно быть выпали, когда она летела с обрыва. В ее распоряжении осталась только лента. Мама всегда твердила, что приличные девочки скручивают волосы в тугой узел на макушке. Никаких других причесок Чармейн никогда не носила.
– Ну и ладно, – сказала она своему отражению в маленьком чистеньком зеркале. – Мамы здесь нет, верно? – И она заплела волосы в толстую косу, завязала ее лентой и перебросила через плечо.
Ей подумалось, что так ее отражение выглядит красивее обычного – лицо стало круглее, не такое худое и хмурое. Она кивнула отражению и пробралась вокруг Потеряшки, направляясь в ванную.
К ее облегчению, за ночь ванная оттаяла. Отовсюду тихонько капало – на трубах собралась влага, – но когда Чармейн отважилась открыть краны, то убедилась, что все в порядке. Изо всех четырех кранов текла ледяная вода, сколько Чармейн ни выжидала.
– Все равно я не собиралась принимать ванну, – сказала Чармейн и вышла в коридор.
Питера нигде не было слышно. Чармейн вспомнила, что мама всегда говорила ей, как трудно поднять мальчиков по утрам. Вот она и не разрешила себе волноваться по этому поводу. Она открыла дверь и повернула налево, в кухню – и прямо в плотную пену. Мимо нее в коридор проплыли клочья пены и большие одинокие пузыри.
– Проклятье! – сказала Чармейн.
Она опустила голову, прикрыла ее руками и вклинилась в кухню. Там было жарко, как в отцовской пекарне, когда случался крупный заказ.
– Фу! – сказала Чармейн. – Похоже, пока израсходуется один-единственный кусок мыла, придется ждать несколько дней!
Больше она ничего не говорила, потому что стоило ей открыть рот, как туда набилось мыльной пены. Пузыри лезли в нос, пока она не чихнула, вызвав пенный смерчик. Она врезалась в стол и услышала, как оттуда упал еще один чайник, но шла дальше, все так же вклиниваясь в пену, пока не натолкнулась на мешки с грязным бельем и не услышала, как задребезжали стоявшие на них кастрюли. Тогда она поняла, где находится. Она решила, что можно рискнуть и оторвать от лица одну руку, нашарила раковину и прокладывала себе дорогу вдоль нее, пока не нащупала пальцами заднюю дверь. Ухватилась за засов – на миг ей померещилось, будто за ночь он исчез, но потом она сообразила, что он на другой стороне двери, – и наконец распахнула дверь. И остановилась, жадно глотая мыльный воздух и глядя слезящимися, красными, саднящими глазами на чудесный утренний пейзаж.
Мимо нее на волю стаями вырывались пузыри. Когда перед глазами немного прояснилось, Чармейн восхищенно замерла – так красиво большие блестящие пузыри переливались в солнечных лучах, когда парили на фоне зеленых горных склонов. Чармейн заметила, что почти все они лопались, долетев до ограды дворика, как будто натыкались там на какую-то невидимую преграду, однако некоторые плыли дальше и поднимались всё вверх и вверх, как будто собирались так и лететь веки вечные. Чармейн следила за ними глазами – вверх по коричневым скалам и зеленым склонам. Один из этих зеленых склонов и был, наверное, тот луг, где она повстречала лаббока, но какой именно – было не различить. Чармейн подняла взгляд еще выше, в нежно-лазоревое небо над вершинами. День был просто очаровательный.