Дом с характером
Шрифт:
– С чарами так не бывает, – сказал Питер. – Где ты их нашла? Говори.
– В этой книге, я же тебе сказала, – отозвалась Чармейн. – А если ты не веришь ни одному моему слову, так и не спрашивай!
Она скинула очки с носа, захлопнула книгу и потащила всю стопку многообещающих книг в коридор, хлопнула на Питера дверью кабинета и ходила в дверь ванной туда и обратно, пока не оказалась в гостиной. Там она и решила остаться, невзирая на сырость. После статьи в «Рес Магика» сидеть на солнышке было уже совсем не уютно. Чармейн представила себе лаббока, маячащего среди гортензий, и
Она погрузилась в «Волшебный посох» и даже начала понимать, о чем эта книга, но тут раздался резкий стук во входную дверь. Чармейн, как обычно, подумала, что найдется кому ее открыть, и снова углубилась в чтение.
Дверь с нетерпеливым грохотом распахнулась. Голос тетушки Семпронии произнес:
– Бернис, уверяю вас, ничего страшного с ней не случилось. Наверняка, как обычно, сидит носом в книжку.
Чармейн с трудом оторвалась от книги и сняла очки – как раз вовремя: она увидела, как в дом следом за тетушкой Семпронией входит ее мама. Тетушка Семпрония, как всегда, была облачена во внушительный наряд из жесткого шелка. Миссис Бейкер была в своем самом приличном сером костюме с ослепительно-белым воротничком и манжетами и в самой приличной серой шляпке.
Хорошо, что я утром оделась в чистое, подумала было Чармейн, но тут ее осенило, что в остальном дом в таком виде, что пускать в него этих двух дам попросту нельзя! Мало того что кухня битком набита грязной посудой, и человеческой, и собачьей, мало того что там еще и пузыри, и грязное белье, и огромная белая псина, – в кабинете сидит Питер! Мама скорее всего попадет только в кухню, что само по себе уже скверно. А вот тетушка Семпрония – ведьма (точно и несомненно), а значит, доберется и до кабинета и обнаружит Питера. Тогда мама, конечно, начнет интересоваться, что здесь делает этот незнакомый юноша. А когда Питер ей ответит, мама скажет, что в таком случае Питер может и сам присмотреть за домом дедушки Вильяма, а Чармейн следует из соображений приличия немедленно вернуться домой. Тетушка Семпрония согласится с ней – и Чармейн поедет домой как миленькая. И конец свободе и покою!
Чармейн вскочила на ноги и изобразила ослепительную улыбку – такую широкую и гостеприимную, что даже за ушами заболело.
– Ой, здравствуйте! – воскликнула она. – Я не слышала, как вы стучали.
– Вечно ты ничего не слышишь, – заметила тетушка Семпрония.
Миссис Бейкер уставилась на Чармейн потемневшими от тревоги глазами:
– Лапочка, у тебя все хорошо? Все-все? Точно? Почему ты не сделала себе прическу как полагается?
– Мне так больше нравится, – откликнулась Чармейн, занимая позицию между гостьями и дверью в кухню. – Как вы думаете, тетушка Семпрония, мне идет?
Тетушка Семпрония оперлась на кружевной зонтик и придирчиво оглядела ее.
– Да, – рассудила она. – Идет. Так ты выглядишь моложе и пухлее. Ты ведь этого добивалась?
– Да, этого, – мятежно отвечала Чармейн.
Миссис Бейкер вздохнула:
– Лапочка, прошу тебя, не говори таким своенравным тоном. Это никому не нравится. Но я рада, что у тебя такой довольный вид. Я полночи не спала, все слушала дождь и боялась, не протекает ли здесь крыша…
– Не
– …и не оставила ли ты окно открытым, – договорила мама.
Чармейн вздрогнула.
– Нет, окно я заперла, – проговорила она и тут же почувствовала, как именно сейчас Питер открывает окно прямо на лаббоков луг. – Мамочка, ты зря волнуешься, – соврала она.
– По правде говоря, я очень волнуюсь, – сказала миссис Бейкер. – Ведь ты впервые в жизни покинула гнездышко. Я говорила об этом с твоим отцом. Он сказал, что ты не в состоянии даже нормально питаться! – Она протянула Чармейн битком набитую вышитую сумку. – Вот, он передал тебе пирожков. Я положу их в кухню, хорошо? – спросила она и ринулась мимо Чармейн к внутренней двери.
Помогите, подумала Чармейн, только не это! Она схватила вышитую сумку – постаравшись сделать это как можно нежнее и цивилизованнее, а не дернуть изо всех сил, чего ей очень хотелось, – и сказала:
– Мамочка, не надо. Я сама сейчас схожу и принесу тебе ту, вторую…
– Почему же, лапочка? Мне это совсем не трудно! – запротестовала миссис Бейкер, не выпуская сумку.
– …потому что я хочу сделать тебе сюрприз, – затараторила Чармейн. – Пойди сядь. На диване тебе будет очень удобно, мамочка. – Диван стоял к двери спинкой. – Тетушка Семпрония, прошу вас, присаживайтесь…
– Мне это ничего не стоит, – упиралась миссис Бейкер. – Я положу ее на кухонный стол, так тебе будет удоб…
Чармейн замахала свободной рукой. Другой рукой она намертво вцепилась в сумку.
– Дедушка Вильям! – закричала она. – Утренний кофе! Пожалуйста!
К ее великому облегчению, ласковый голос дедушки Вильяма ответил:
– Постучите по углу столика на колесах, душенька, и скажите: «Утренний кофе».
Миссис Бейкер изумленно ахнула и огляделась, чтобы понять, откуда исходит голос. Тетушка Семпрония посмотрела сначала с интересом, потом насмешливо, направилась к столику и энергично постучала по нему зонтиком.
– Утренний кофе? – спросила она.
Комнату тут же наполнил теплый аромат кофе. На столике возник высокий серебряный дымящийся кофейник, окруженный крошечными позолоченными чашечками, позолоченный сливочник, серебряная сахарница и тарелка мелкого печенья в сахарной обсыпке. Миссис Бейкер была так потрясена, что выпустила вышитую сумку из рук. Чармейн быстро сунула добычу за ближайшее кресло.
– Очень элегантное колдовство, – одобрила тетушка Семпрония. – Бернис, идите сюда, сядьте и дайте Чармейн подкатить столик к дивану.
Миссис Бейкер повиновалась, огорошенно похлопав ресницами, – и, к крайнему облегчению Чармейн, явление незваных гостей стало понемногу превращаться в светский, приличный утренний визит с кофе. Тетушка Семпрония начала разливать кофе, а Чармейн – раздавать печенье. Она стояла лицом к кухонной двери и протягивала тарелку тетушке Семпронии, когда дверь распахнулась и из-за косяка появилась просторная морда Потеряшки, как видно привлеченной запахом сахарного печенья.
– Потеряшка, уходи! – сказала Чармейн. – Кыш! Я серьезно! Сюда пускают только… только… только приличных собак! Уходи!