Дом с мезонином
Шрифт:
Отдаленное жужжанье, доходившее до дежурных связистов на передовых линиях и в штабе, говорило им: «Мы живы, все в порядке, мы бодрствуем».
Связь в этот день прерывалась и снова восстанавливалась.
Предупрежденные обозы, обходя дорогу, где ждала засада, двигались по льду Ладожского озера. Белофинны вытащили свои пулеметы к вышке и стали обстреливать черневшие вдали подводы.
Связисты немедленно сообщили
— Будет действовать артиллерия. Вы наблюдайте, — ответили из штаба.
Товарищи, только что действовавшие как разведчики, стали корректировщиками орудийного огня.
Первый снаряд разорвался, не долетев до вышки.
— Прибавить, — сказал наблюдавший Дойлидов.
— Прибавить, — повторил в трубку Могутов.
Так направляли они смертоносный для неприятеля огонь, приближая его к дому с мезонином, в котором находились сами.
Незаметно прошел день. Замешанное тесто замерзло. Единственный котелок с водой был наполовину выпит.
А сколько впереди еще таких, дней — неизвестно!
Они подходили к миске с тестом, отрывали по кусочку и жевали.
Вскоре снова нарушилась связь.
— Я Ростов второй! Я Ростов второй! — повторял дежуривший у телефона, надеясь, что кто-нибудь отзовется.
Не хотелось верить, что связь порвалась.
Проходили часы, но никто не откликался.
Во вторую ночь спали по очереди.
Стояли сорокаградусные январские морозы, холод пробивался во все щели, доходил до самых костей. В легком дощатом мезонине мороз гулял, как в лесу.
Совсем продрогнув к утру, дыша на замерзшие пальцы, три товарища решили хоть как-нибудь обогреться.
Раскрыли патроны, высыпали порох и пытались поджечь его искрой от батареи телефона, но искра была слабой, порох не воспламенился.
В свое время комсомолец Дойлидов, проводя политзанятие по истории, рассказал между прочим о том, что древние люди добывали огонь трением. Могутов напомнил ему об этом.
Прорезали небольшое отверстие в сиденье стула и стали в этом отверстии быстро вращать палку, подсыпая порох. И порох воспламенился.
Так они добыли огонь.
Разожгли небольшой костер в печи, но трубы не открыли, чтобы не выдать своего присутствия.
Глаза слезились от едкого дыма, заполнившего мезонин, трудно было дышать, но руки они все-таки отогрели.
Много раз подходили к аппарату и голосом, в котором
— Я Ростов второй! Я Ростов второй!
Ответа не было.
Уже темнело, когда по внезапно просветлевшему лицу подошедшего к телефону Могутова товарищи поняли, что линия ожила.
Так провели они еще два дня и две ночи, голодая, томясь от жажды, в холоде, от которого коченеет тело, но ни на секунду не прекращали работы.
На пятые сутки им приказано было покинуть мезонин. Командование решило уничтожить подтянувшийся сюда финский отряд.
Выбраться было не так-то просто! Солдаты все время ходили вблизи дома. У крыльца стоял пулемет.
Дождавшись темноты, Могутов осторожно спустился по скрипучей лестнице в первый этаж и стал потихоньку расшатывать замерзшие створки окна, выходящего к озеру.
Надо было работать бесшумно, останавливаясь при каждом подозрительном движении за окном.
Труд этот занял несколько часов. И когда наконец Могутов убедился, что окно может быть раскрыто, его товарищи, захватив с собой аппараты, лыжи, оружие, осторожно спустились вниз.
Помогая друг другу, три связиста вылезли через окно.
Став на лыжи, бойцы скатились к озеру.
Ночь была тихая, звездная; пар дыхания застывал у губ.
Став на лыжи, бойцы скатились к озеру.
Вдогон им ударили очереди из автоматов, но товарищи уже быстро шли по льду.
По озеру рыскал луч прожектора с острова, занятого белофиннами. Он чуть было не зацепил связистов, но, не дойдя до них самую малость, повернул в другую сторону. Они двигались медленно. Телефонные аппараты казались им очень тяжелыми.
За эти дни товарищи так обросли, прокоптились и исхудали, что в первую минуту наши часовые не признали их. Потом, узнав, что перед ними «Ростов второй», восторженно обнимали и поздравляли их.
В тот день командир товарищ Коротеев записал в своем дневнике:
«Счастливый день: Дойлидов, Кононов и Могутов вырвались из засады».