Дом с оранжевой крышей. Часть 3. Ева
Шрифт:
права на месть.
Горе, которое уже затопило её с головой, усиливается в тысячи раз,
многотонным прессом лишая возможности дышать.
Тебя осудят, шепчут ей. Ты захлебнулась силой, не смогла её
контролировать, поддавшись эмоциям.
Чёрный дым окружает её, засасывает, затягивает в себя с молниеносной
скоростью.
Да
Новая волна отчаяния разрывает изнутри. В центре груди будто как в
воронку утекает что-то ценное, причиняя неимоверные страдания.
Давай, шёпот усиливается. Выплесни всё, убей их всех, выжги всё дотла!
А потом – уничтожь себя. Ты не сможешь существовать после этого.
Ей хочется позвать на помощь. Она безуспешно ищет и не может найти тот
источник света, тепла и радости, который смогла почувствовать тогда. Давно,
кажется, будто в прошлой жизни.
Никто тебе не поможет.
Она беззвучно молит о помощи. Не ради себя, так ради всех. Неужели всё
так и закончится? Неужели она просто так сдастся?
Хоть кто-нибудь…
И когда появляется слабый ручеёк надежды, она слышит чей-то знакомый
родной голос в пронзительном крике: «Ева!»
***
Алан не успел ударить по тормозам, как Диана, распахнув дверцу,
вырвалась из автомобиля, опережая всех магов.
– Крис! – в ужасе кричала она сыну, но он не слышал её или не хотел
слышать, быстрым бегом приближаясь к чёрному торнадо. – Там Кристофер! –
она повернулась к догонявшим её членам Совета магов. – Кто-нибудь, остановите
его!
Её муж уже петлял между деревьями, стремясь спасти хотя бы своего
маленького сына и пытаясь не думать о том, что будет с той, которая находилась
сейчас в центре адского смерча.
Его догонял Аргус Браун, не перестававший терзать себя за то, что отпустил
сегодня днём свою девочку одну с её остроухим женихом. Его дочь и жена, его
семья, его друзья могли потерять свои жизни. Город, некогда приютивший всех,
дом с оранжевой крышей, в котором он обрёл своё счастье, - всему этому грозило
разрушение.
Мимо пронеслась чернильная шаровая молния. Обри Овиедо отчаянно
летела к ребёнку, стараясь не упустить свой шанс искупить вину, пусть и
надуманную, как утверждал Исмаэль Раффин.
Последний рвался вперёд, прекрасно понимая, что ему нечего
противопоставить той чудовищной силе, что гудела за деревьями. Тогда, в
кабинете уже сгоревшей «Хирры» он беспечно недооценил противника. Теперь же
к нему чётко пришло осознание, что с каждым шагом он всё больше
приближается к аду.
– Ева! – раздаётся пронзительный мальчишеский вопль.
Отчаяние сжимает сердце Дианы. Собирает силы в последний рывок альфа
оборотней. Почти догоняет мальчика шаровая молния.
– Крис, остановись! – кто-то кричит ему.
82
sunnysimba21@gmail.com
Плотная густая тьма гудит, словно рой безобразных, потревоженных мух.
Она обещает поглотить его без остатка, нагнетает страх, пытается заставить
повернуть. Но он не боится.
Он знает, что нужно делать.
В его груди горит огонь. В памяти всплывают слова Далахана:
– У кого в сердце живёт Любовь, тому неведом страх.
Внутри у него – маленькое, очень жаркое и ласковое солнце. А когда есть
свет, то тьма исчезает.
И он храбро шагает в чёрный поток.
Время останавливается.
Лишь чёрная, выжженная земля посреди деревьев заставляет поверить в то,
что произошедшее есть не кошмарный сон, а жестокая явь. Ясное небо полно
звёзд. Кровавые краски заката сменились на пурпурные полосы. Тьма схлынула,
растворилась, исчезла, будто иллюзия потеряла чьё-то внимание, свою подпитку.
В центре чёрного круга горько плакала девушка в белом платье, крепко
обнимая прижимавшегося к ней брата. Смоляные волосы, словно змеи, струились
по её плечам, скрывая от чужих глаз её горе и освобождение.
***
– У тебя крылья посветлели.
Обри и Исмаэль, устало привалившись к стволу многовекового дерева,
рассматривали созвездия. Во всяком случае, рассматривала она, а он же не сводил
глаз с неё.
– Что?
– Крылья, говорю, посветлели.
Евангелину и Кристофера давно увезли в госпиталь, над мёртвой поляной
поколдовали маги и что-то прошептали феи, и теперь она зарастала
белоснежными лилиями.
– Знаешь, - почему-то не удивилась изменению своих крыльев Обри, - я
когда за мгновение до конца будто замерла, у меня всё, скажем так… поменялось.
Отпало ненужное. Ведь мы, и правда, столько лишнего таскаем на себе. Какие-то
обиды, заморочки, принципы, эгоизм, жалость к себе, чувство вины… А перед
лицом смерти всё приобретает истинный вид. И отпадает, как шелуха. И хочется