Дом с привидением
Шрифт:
– Ты где?
– У клиентов.
– У каких клиентов?
– Оконщики. Напротив дворца спорта. Они меня заперли!
– Так, спокойно. Кто запер?
– Я зашла в туалет. Они закрыли офисы и ушли.
– А ты чего ждешь?
– Здесь решетка. Я не могу открыть.
– Сейчас приеду.
– Не надо. Дежурный на втором этаже уже позвонил в охрану.
– Ладно. Разберемся.
На часах начало восьмого. Рабочий день окончен. В редакции меня не держало ничего, кроме недописанной статьи. Но статью можно дописать и дома.
В дверях сталкиваюсь
– Представьте, Николай Валерьевич! Этот мальчишечка на меня с кулаками кинулся! – Светлана еще не остыла от недавнего интервью, – Если бы ни Владимир, я бы его там же порвала на тряпки!
Владимир – двухметровый потомок викингов – стоит в центре редакции, единственной точке, где он помещается, оставляя хотя бы узенький проход для передвижения других сотрудников, и спокойно улыбается.
– Вы скинете съемки с диска на компьютер? – Светлана видит, как я достаю из гардероба куртку и деликатно напоминает о моих неписанных обязанностях.
– Я скину, – из монтажки выглядывает Федор. Режиссер монтажа – полная противоположность Владимира. Тихий, маленький, худенький, почти прозрачный, навсегда погруженный в себя. Когда он начинает работать, кажется, что Федор врастает в монтажную машину и становится самой важной частью компьютера. Но с картинкой творит чудеса. Любой съемочный брак способен «вытянуть» до приемлемого состояния.
– Спасибо, добрый человек – это одно из любимых Светиных выражений. Есть еще парочка нестандартных нецензурных словосочетаний, которых она в моем присутствии избегает и хлесткая характеристика отрицательных героев сюжетов. Их она называет кратко: «Па-адонки!» Причем именно так, через длинное «а».
– Николай Валерьевич, не уходите… Нет, правда, посмотрите: я из этого бомбу сделаю!
Пока Федор перекачивает файлы, Светлана торопливо закидывает в себя чуть теплый фастфуд, попутно прихваченный в буфете на первом этаже, жалуется, что первый раз за день ест, отвечает на десяток звонков на сотовый и в лицах рассказывает, как съездила к мошенникам, недорого продающим несуществующие вакансии.
– Пять звонков за один день. И все жалуются на «Энлайн». Эта конторка, якобы, помогает найти работу. Люди приезжают к ним. Тащатся через весь город. Платят тысячу рублей за поиск подходящей вакансии. Потом ждут.
Звонок по сотовому прерывает монолог.
– Да, Сергей Сергеевич. Вашими молитвами. Все хорошо, только работы много. Поесть некогда. Да. Да. Да. У меня просьба: дайте комментарий. Да, по вашей теме. Какой вы добрый человек! Завтра в четыре вас устроит?
Я украдкой гляжу на часы. Ощущение беспокойства постепенно возвращается. Встаю со стула и начинаю утаптывать пыльный ворс коврового покрытия, дважды за маршрут просачиваясь между столом и живым монументом поколениям викингов.
– Коля, сядь, у меня уже голова кружится, – сообщает Владимир, добродушно улыбаясь.
– Сам бы сел. Тебя проще перепрыгнуть, чем обойти.
– Попробуй. – Гудит он откуда-то из-под потолка.
Я задираю голову и понимаю, что погорячился: без шеста или катапульты мне
– Вова, освободи проход, а то пожарные оштрафуют.
– Не могу, стулья больно хлипкие. Сяду – опять сломаю.
Он не может сесть, а я не могу остановиться. Ноги тащат меня к выходу. Им не терпится, не дожидаясь неспешной кабины лифта, собрать виражи лестничных ступеней до самого первого этажа и выкинуть меня на улицу. И я бы подчинился ногам, но, во-первых, моя женщина просила не приезжать. Во-вторых, не хочется обижать Светлану. Она вполне заслужила пять минут триумфа у коллег за свою сумасшедшую пахоту.
– Я звоню в «Энлайн», – продолжает рассказ Света, – представляюсь, прошу к телефону директора. Николай Валерьевич, вы торопитесь? – она замечает мои стремительные перемещения по комнате.
– Нет, так, устал сидеть.
– А… Секретарша, фифа, мол, Дмитрию Анатольевичу некогда общаться с прессой. Как будто я президенту звоню. Не-ко-гда! Я говорю: «Тогда, как в рекламе – мы едем к вам!». Приезжаем, а..
Из монтажки выглядывает Федор.
– Можно смотреть.
Светлана подхватывает меня под руку и тащит к монитору монтажной машины. На экране брюнет лет двадцати в дорогом костюме. Хорошо откормленное холеное лицо. Я гляжу на него, и мне начинает мерещиться запах модного парфюма.
– Кто позволил сюда войти? – возмущается холеный брюнет.
– У вас секретное предприятие? – парирует Светлана.
– Прошла вон! Где охрана?
Где-то за кадром растерянно пищит секретарша: «Дмитрий Анатольевич, сейчас позову!»
С выбором тона юный барин ошибся. Если Свету завести, она колонну танков по оврагам раскидает.
– Мальчик, скажите: вы собираетесь возвращать деньги обманутым клиентам? – нарочито ласково задает вопрос Света.
– Пошла на х…! – «мальчик» вылетает из-за стола и пытается отнять микрофон, но натыкается на могучий торс Володи. Камера крупным планом дает раннюю плешь на аккуратно постриженном затылке.
– Ты, бл… старая, я тебя убью! – мычит директор «Эмлайн» куда-то в ремень на операторском пупке.
– Мальчик, еще несколько слов для ваших потенциальных клиентов! – подбадривает буяна Света. Судя по движению камеры, Володя своим мощным, выпирающим как кенгурятник внедорожника прессом, отражает атаку мошенника, а рукой придерживает Светлану. И я понимаю, что если он ее не остановит, то и сам «мальчик» и его дорогой костюм приобретут вид бомжовый и непредставительный. Света – птичка маленькая, но боевая.
В кармане оживает сотовый телефон.
– Ты где?
– На работе.
– Я думала: ты ко мне едешь!
– Привет. Ты же сказала, что сама справишься.
– Приедешь?
– Да.
Трубка сразу переходит на короткие гудки. Похоже, у моей Женщины закончились деньги на счете. Она на телефон тратит половину своей зарплаты и еще половину моей. С кем она разговаривает? О чем? Зачем? Знаю только, что я в списке ее абонентов появляюсь лишь, когда на звонки не остается денег.
– Светлана, дико извиняюсь, бежать надо.