Дом с привидениями
Шрифт:
– Мне не хочется! – буркнул я.
– Вот тебе и раз – не хочется! А зачем мы тогда пришли сюда? Пей! – Она подвинула мне стакан кофе и спросила: – Тебе какое пирожное?
«Эх, была не была!» – подумал я, зажмурился и сказал через силу:
– Какое хочешь…
– Ну, я тебе положу заварное, оно вкусное и в середине крему много. Кушай.
Я отколупывал потихоньку ложечкой куски этого жирного пирожного и от волнения не чувствовал даже вкуса желтого крема.
– Кушай! Кушай! – поторапливала меня Галя. – Иначе
Почти насильно я запихнул себе в рот кусок пирожного и только хотел запить его кофе, как почувствовал себя совсем плохо.
За витриной, на улице, упираясь обеими руками в круглый железный поручень, стоял мой отец. Коренастый, в белом полотняном костюме, в соломенной фуражке, слегка щуря глаза, он смотрел сквозь стекло на меня в упор; мне сразу захотелось полезть под стол: взгляд отца жег меня.
Я опустил глаза и когда осторожно поднял их снова, отца за витриной не было.
Он появился внезапно и так же внезапно исчез в ночной темноте.
– Ты чего такой бледный, Василь? – спросила Галя. – Ты не простудился случайно?
– Да ничего. В боку кольнуло! – солгал я.
Откуда ни возьмись, возле нашего столика вырос Шипулинский.
– Молодые люди желают рассчитаться? – ласково спросил он.
– Да! – сказал я дрогнувшим голосом и, чувствуя, как по всему телу прошел холод, подумал: «Ну, начинается».
– Два стакана кофе по-варшавски и… два пирожных, – глядя на вазу, чуть слышно прошептал Шипулинский и, весело тряхнув лысеющей головой, громко сказал: – Один рубль сорок копеек.
Сразу повеселев, я быстро вынул из кармана смятый рубль, расправил его и затем высыпал на мраморный столик сорок копеек медяками. Вместе с монетами затесалось несколько семечек, но мне было стыдно убирать их, и я, нахлобучивая кепку и не оглядываясь, выскочил вслед за Галей на улицу.
Все еще дул ветер, и опять стало нам холодно на улице, но теперь я уже не обращал внимания на холод.
Как хорошо, что все окончилось благополучно!
Однако я не мог забыть появления у витрины моего отца. Мне все еще казалось, что отец подстерегает меня.
Мимо ресторана «Венеция» и финотдела, мимо развалин сгоревшего еще во время войны театра мы шли по узенькой Кузнечной улице. Показалась вдали огромная семиэтажная башня Стефана Батория. Внизу, у подножия башни, чернела дыра. Это была Ветряная брамка – проезд в Старый город с севера. Как только мы вошли в нее и скрылись под низко нависшими полукруглыми сводами, наши шаги гулко застучали по мостовой, а в ушах сильнее засвистел ветер.
– Ого-го-го! – закричал я, и эхо загудело вокруг, как в бочке.
– Тише ты, сумасшедший! – крикнула Галя. – Подумают – грабят! – и рванулась быстрее вперед, к светлому выходу из башни.
Внизу за башней было совсем пустынно, река, отражая звезды, поблескивала у самых ног, квакали на противоположном ее берегу лягушки, две наши зыбкие, расплывчатые тени быстро скользили по воде. Только миновали белую, взбегающую по скалам вверх, к трудшколе, Турецкую лестницу, вдали над рекой замаячил черный камень. Широкий и гладкий сверху, обрывистый по краям, точно сброшенный оттуда, со скалы, он повис над водой, и казалось, вот-вот покачнется и грохнется дальше, вниз. Подмывая камень, река в этом месте круто поворачивала. Выше тихая и спокойная, здесь она шумела, и даже теперь, в темноте, на ее поверхности была заметна рябь и круги от маленьких водоворотов.
Подходя к черному камню, я поежился и пожалел, что не захватил с собой из дому ржавый, но меткий зауэр. Место, которое мы сейчас проходили, было неспокойное, с дурной славой. Еще недавно здесь ограбили прохожего, и, совсем голый, он едва вырвался от бандитов и прибежал прятаться к нам в совпартшколу…
Мы прошли черный камень, круча осталась позади, теперь мы приближались к низенькому, переброшенному на козлах через реку мостику. За мостиком начиналась Выдровка, до Галиного дома было совсем недалеко. Вдруг Галя дернула меня за руку и шепнула:
– Тише! Кто это?
На мостике, облокотившись на перила, стоял человек. Он смотрел в воду и был хорошо виден нам отсюда, снизу.
– Василь, – шепнула Галя. – Я боюсь. А может, это кто из банды Мамалыги? Пойдем назад.
– Куда?
– Кругом!
– Кругом?
– Ну да, через Польские фольварки.
Если сейчас до Галиного домика нам оставалось каких-нибудь пять минут ходу, то путь на Выдровку через Польские фольварки отнял бы добрый час. Надо было пройти обратно через Ветряную брамку, Почтовку, Новый мост, потом сделать крюк по темному бульвару, повернуть к Подзамецкому спуску…
…Человек на мосту зашевелился, и перила моста заскрипели.
«Будь что будет!» – решил я и нагнулся. В мокрой росистой траве возле дороги я быстро отыскал тяжелый, с острым концом камень и, зажав его в руке, шепнул Гале:
– Пойдем!
– Мне не хочется, Васька! Давай лучше обратно.
– Обратно круча. Ты что – забыла?
Галя неслышно пошла за мной. Я шел по мосту тихо, стараясь не шаркать подошвами сандалий. Камень я держал за спиной.
Человек у перил сразу повернулся и ждал нас.
Галя, чтобы не оставаться позади, втиснулась между мной и перилами и своим локтем невольно выталкивала меня на середину мостика, прямо к этому неизвестному человеку. Теперь я уже старался не смотреть на него и ждал только крика «стой».
До человека оставалось каких-нибудь два шага, и тут я, отважившись, посмотрел в его сторону.
Наискосок от меня, прижавшись спиной к перилам, с карабином, опущенным дулом вниз, стоял обыкновенный милиционер.
Я сразу громко топнул ногой по доскам моста и взял Галю под руку. «Только бы он не заметил у меня камень», – подумал я, шагая.