Дом с привидениями
Шрифт:
— Ну, подопечные-позвоночные! — произнес он свои позывные, и все разом сгрудились вокруг него. — Значит, сегодня в пять часов мы идем кормить…
— Бе-ге-мота! — заорали все. — И я буду кормить. И я!.. А я так люблю кормить бегемотов!..
— Плакат сделан? — обратился Марик к Федулиной.
— Да вот эскиз, Марик-Марик. — Она развернула листок, на котором был нарисован фломастером бегемот еще без глаз и внизу написано крупным шрифтом: «Бегемот наш большой друг».
— Я только одного не знаю, — сказала,
— Я не знаю, — сказал, подумав, Марик. — Не знаю… Нарисуй, как у человека.
— Точно! — закричали ребята.
— Тут одна ошибка! — заорал вдруг Марягин. — Тут она написала «наш большой друг».
— Ну, — нетерпеливо произнес Марик-Марик.
— А надо, — неторопливо продолжал Марягин, — «наш очень большой друг», — и, разведя руки в стороны, попытался показать какой большой — вот такой.
— А по полбулки принесли? — спросил Марик-Марик.
Ребята загалдели.
— Все принесли… Кроме одной… Все, а одна не принесла…
— Какая одна? — спросил Брегвадзе.
— Обыкновенная новенькая, — сказала Федулина.
— Ну и как же? — спросила, растерявшись, Графова.
— А так же, — четко скомандовала Дюймовочка. — Кто принес — идет, кто нет — нет.
— Погодите, — сказал Марик-Марик. — А где же дружба? Что же получается? Все идут кормить бегемота, одна девочка — не идет. А может, она больше всех любит кормить бегемотов.
— Так она полбулочки не принесла, — глаза Дивовой горели справедливостью.
— А песню знаете, — Марик нашел педагогический прием. — «Хлеба горбушку и ту пополам. Тебе половина и мне половина»? Молчите? То-то! Может, кто принес целую.
— Я принес, — сказал Марягин. — Только я ее срубал.
— Всю? — злорадно сказала Федулина. — Вот и не пойдешь!
— А… Не… Проявил волю! — Марягин был горд своим поступком.
— Кто ей даст? — спросил Марик-Марик.
— Я ей дам, — выступил Николаев.
— А сам?
— А сам в сторонку стану и буду глядеть!
— Молодец! — Марик произнес это слово с неподдельным восхищением.
— Ты настоящий друг. Посмотрите на него, ребята, и помните… Дружба всего дороже! — И Марик повернулся и ушел.
— А я знаю, как его зовут, — сказал Николаев.
— Как? Кого? — спросили разом Марягин и Рябоконь.
— Бегемота этого.
— Ну? — напрягся Марягин.
— Гиппопо — там.
— Где там? — переспросил Рябоконь.
— Что где? — не понял Николаев.
— Ну, что, — не знал, что ответить Рябоконь. — Как оно ги-по-по…
— А-а! Гиппопо!
— Гиппопо! Ура! — закричал Марягин. — Ну ты и умный, Николаев! Я тебе сейчас как в лоб дам!
Мариночка догнала Марика-Марика на лестнице.
— А ты, Марик-Марик, — сказала Мариночка, перегнувшись через перила, — на той переменке на задний двор иди, где пожарка…
— Зачем?
— Игорястик велел: «Пусть меня там дожидается».
— Так его же нету.
— Придет, так что и ты приходи.
Марик ничего не ответил. Он только сильно провел ладонью по щеке, словно снял налипшую паутинку.
Как только прозвенел звонок на перемену, Марик-Марик выскочил из класса и, увертываясь, словно футболист в атаке, проскользнул между мечущимися под ногами малышами и спустился вниз, во двор позади школы. Ну, конечно, они были именно там, между мусорными контейнерами и штабелями всякого школьного хлама, который уже вынесли во двор, но еще не увезли. Они играли в какую-то идиотскую игру: на подставке из кирпичей стояла консервная банка, сбоку три кучки пятачков, каждая кучка принадлежала одному из играющих: Игорястику Кондратенко, здоровенному Стасу и восьмикласснику Толоконникову, по кличке Толокно, имени которого так никто и не знал. По очереди они кидали пятак в банку, шагов, наверное, за пять-шесть, если кто попадал, остальные выдавали ему по пятаку, если промазывал, то он отдавал по пятаку остальным.
Марик-Марик не боялся этих ребят, но терпеть не мог ввязываться в их какие-то дурацкие разговоры, вялые и бессмысленные.
— Привет, — сказал он невесело, только чтоб обозначить свое появление.
— Привет, — ответили ему все трое и не спеша подошли. Потом началась церемония рукопожатий.
— Сам пришел или Маринка велела? — спросил Игорястик.
— А чего? — в свою очередь спросил Марик-Марик.
— А ничего, так, — Игорястик пристально глядел на Марика, а пальцами быстро перебирал недлинную колбаску пятаков. — Сказать?
— Ага, — кивнул Марик, и у него заныло в груди от предчувствия какой-то гадости.
— Дай двадцать копеек, тогда скажем, — и Стас протянул ладонь.
— У меня только на завтрак.
— А нам все равно.
— Ну, на, — Марик вытащил кошелечек, из него — единственный двугривенный и положил на ладошку Стаса.
— Говори, — сказал Стас Игорястику.
— Ты домой звонил? — спросил Игорястик нейтральным голосом.
— Зачем? — вскинулся от охватившей его тревоги Марик. — Зачем?
— Спокуха, — придвинулся к нему Стас. — И не пыли, понял?
— Ну что, что?.. — Марик умоляюще глядел на Игорястика, на Стаса глядеть ему было противно.
— Ты с собакой гулял? — спросил Стас.
Кровь отлила от щек Марика, он даже от растерянности пальцами губы прижал, чтобы они не кривились.
— Нет, — сказал он. — Я только вывел ее перед школой. Бабушка сказала, что пойдет с ней в «Гастроном».
— Точно, — сказал Стас. — Так она посадила ее у входа, так?
Марик-Марик передернул плечами, на Стаса он так и не мог поднять глаз.