Дом с семью шпилями
Шрифт:
При всем том толки частного характера ходили в тех местах, которые когда-то посещал судья Пинчон. Странное дело, как часто смерть человека дает людям более верное представление о его характере, чем давал он сам, когда жил среди них. Смерть исключает всякую фальшь, это пробный камень, который доказывает подлинность золота и выявляет неблагородные металлы. Подозрительные толки, о которых идет речь, относились к мнимому убийству дяди покойного Пинчона. Мнение медиков относительно кончины судьи почти совершенно опровергло мысль, что в первом случае было совершено убийство. В то время некоторые обстоятельства бесспорно доказали, что кто-то входил в кабинет
Согласно частным историям, судья Пинчон был в молодости большим повесой. Грубые инстинкты развились в нем раньше умственных способностей и силы характера, которыми он впоследствии выделялся. Он вел бродячую жизнь, предаваясь низким удовольствиям, он беззаботно проматывал деньги, которые добывал из единственного источника — кармана своего доброго дяди. Такое поведение лишило его любви старого холостяка, который прежде был сильно к нему привязан. Тогда, однажды ночью, как говорит предание, молодой человек решил порыться в ящиках своего дяди, к которым заблаговременно подобрал ключи. Но в то время, когда он занимался этим гнусным делом, дверь, ведущая в спальню дяди, отворилась, и старик показался на пороге в своем ночном платье. Он испытал такое удивление, испуг и ужас, что проявилась наследственная предрасположенность, и старый холостяк как бы захлебнулся кровью и упал на пол, ударившись виском об угол стола. Что было делать? Старик умер. Пытаться помочь ему было уже слишком поздно.
С холодной решимостью, которая всегда отличала судью Пинчона, молодой человек продолжил обыск ящиков и нашел недавно составленное духовное завещание в пользу Клиффорда вместе с написанным прежде в его пользу. Он уничтожил первое и оставил второе. Но, прежде чем удалиться, он оставил в опорожненных ящиках следы того, что кто-то посещал эту комнату со злыми намерениями. Он был намерен освободить себя от Клиффорда, своего соперника, к которому питал презрение и отвращение. Невозможно думать, что уже в то время он собирался возвести на Клиффорда обвинение в убийстве. Но когда дело приняло мрачный оборот, Джеффри так коварно все подстроил, что во время суда над Клиффордом ему даже не пришлось давать никаких лживых показаний.
Человеку столь респектабельному, как судья Пинчон, подобного рода преступление было несложно забыть. Прикрывая злодеяние множеством доблестных подвигов, он поместил его в число забытых и искупленных проказ молодости и редко вспоминал о нем.
Оставим же судью. Он не знал о том, что был бездетен уже в то время, когда пытался приобрести новое наследство для своего единственного сына. Не прошло и недели после его смерти, как один из заграничных пароходов привез известие, что наследник огромного состояния умер, готовясь отплыть на родину. Так Клиффорд, Гепзиба и Фиби стали богатыми людьми, а вместе с Фиби обогатился и пылкий Холгрейв.
Смерть судьи Пинчона оживила Клиффорда. Этот сильный и тяжелый человек был для него кошмаром. Он не мог дышать свободно под его зловредным влиянием. С тех пор он уже не впадал в свою прежнюю апатию. Умственные способности, правда, так и не вернулись к нему в полной мере, однако же, он был счастлив.
Вскоре после перемены своих обстоятельств Клиффорд, Гепзиба и маленькая Фиби с одобрения художника решились оставить несчастный старый Дом с семью шпилями и поселиться в деревенском доме покойного судьи Пинчона. Горлозвон и его семейство были перевезены туда заблаговременно. В день, назначенный для отъезда, главные действующие лица нашей истории, в том числе и добрый дядюшка Веннер, собрались в приемной комнате Гепзибы.
— Деревенский дом, без сомнения, прекрасен, насколько я могу судить по плану, — сказал Холгрейв, когда зашел разговор о будущем. — Но я удивляюсь, что покойный судья, будучи таким богачом и намереваясь передать свое состояние потомству, не выстроил этого прекрасного архитектурного создания из камня, а не из дерева. Это придало бы ему постоянство, которое я считаю необходимым для счастья.
— Как! — вскрикнула Фиби, глядя на художника с изумлением. — Неужели ваши взгляды так переменились? Каменный дом!
— Ах, Фиби! Я говорил вам это прежде, но теперь я перед портретом родоначальника Пинчонов.
— Этот портрет, — сказал Клиффорд. — Всякий раз, как я смотрю на него, меня преследует старое, смутное воспоминание, которое никак не выходит у меня из головы. Что-то вроде богатства, несметного богатства! Мне кажется, что, когда я был ребенком или молодым человеком, этот портрет говорил со мной и объявил мне драгоценную тайну, или что он протягивал ко мне руку со свитком, в котором было написано, где скрыто богатство. Но все эти старинные воспоминания так смутны! Что может значить эта фантазия?
— Вероятно, я напомню вам, — сказал Холгрейв. — Посмотрите, можно поспорить, что ни один человек, не зная секрета, не тронет этой пружины.
— Секретная пружина! — вскрикнул Клиффорд. — А, теперь я вспомнил! Я нашел ее однажды летом, давным-давно, когда праздно бродил по дому. Но тайну совершенно забыл.
Художник нажал на пружину, о которой говорил. В прежнее время портрет, вероятно, только бы немного подвинулся, но теперь пружина, видимо, заржавела, и потому он сорвался со стены и упал лицом на пол. В стене открылось углубление, где лежал свиток пергамента, покрытый вековой пылью. Холгрейв развернул его. Это оказался старинный акт, подписанный иероглифами нескольких индейских вождей, передающий полковнику Пинчону и его наследникам право на владение обширными восточными землями на вечные времена.
— Это тот самый документ, который пытался отыскать отец прелестной Элис и который стоил ей счастья и жизни, — сказал Холгрейв, намекая на свою сказку. — Его так желали заполучить Пинчоны. Теперь он давно уже обесценился.
— Бедный кузен Джеффри! Так вот что ввело его в заблуждение! — воскликнула Гепзиба. — Когда они оба были молоды, Клиффорд, вероятно, рассказал ему что-то вроде волшебной повести о своем открытии. Он, бывало, мечтал, бродя по дому, и раскрашивал его мрачные углы прекрасными историями. А бедный Джеффри, понимавший это в буквальном смысле, думал, что мой брат нашел дядино богатство. Он и умер с этим заблуждением в душе.
— Но скажите, — тихо спросила Фиби у Холгрейва, — как вы узнали этот секрет?
— Милая моя Фиби, — сказал тот, — как вам понравится носить фамилию Моула? Что касается секрета, то это единственное наследство, полученное мной от предков. Сын казненного Мэтью Моула во время постройки этого дома, воспользовавшись случаем, сделал в стене углубление и спрятал в нем индейский акт, от которого зависело право Пинчонов на владение восточными землями. Так-то они променяли эту обширную территорию на несколько акров земли Моула.