Дом с семью шпилями
Шрифт:
Фантастическая сцена, нарисованная нами, никоим образом не должна считаться действительной частью нашего рассказа. Мы должны вернуться к фигуре, сидящей в кресле. Судья неподвижен. Неужели он никогда уже не пошевелится? Но если бы он пошевелился, мы бы точно сошли с ума. Бесстрашная маленькая мышь сидит на задних лапках в лунном свете подле самой ноги судьи Пинчона. А! Что же это испугало проворную маленькую мышку? Старая кошка, которая смотрит в окно с улицы. У этой кошки очень неприятная физиономия. Кошка ли еще это, подстерегающая мышь? Вот бы сбросить ее с окошка!
Слава богу, ночь уже очень скоро кончится! Порывистый ветер затих. Который теперь час? А! Часы наконец остановились, потому что судья позабыл завести их, по обыкновению, в десять часов вечера. Но огромные часы — мир — продолжают свой ход. Страшная ночь уступает место свежему, прозрачному, безоблачному утру. Благословенное сияние! Утренние лучи солнца пробиваются сквозь ветви деревьев. Вот муха, одна из обыкновенных домашних мух, которые вечно жужжат на окнах, летит и садится на лоб Пинчона, потом перелетает на подбородок, потом идет по носу к широко открытым глазам. Неужели он не может прогнать муху? Неужели человек, у которого вчера было столько предположений, теперь так слаб, что не может прогнать муху?
Но тут вдруг раздается звонок из лавочки. После этой тяжелой ночи приятно удостовериться в том, что есть еще на свете живые люди и что даже этот старый, пустой дом находится в некотором сообщении с ними. Мы дышим свободнее, выйдя из приемной на улицу, которая пролегает перед Домом с семью шпилями.
Глава XIX
Смерть и жизнь
После пяти дней ненастной погоды наступило такое утро, которое обещало вознаградить горожан за все, что они претерпели в это время. Дядюшка Веннер встал раньше всех в окрестностях и покатил по улице Пинчонов свою тачку, собирая разные остатки съестного у кухарок для корма своей свинке. Старик был очень удивлен, не обнаружив, против своего ожидания, глиняного горшка с разными остатками съестного, который обыкновенно ставился для него у задней двери Дома с семью шпилями. Когда он, возвращаясь в недоумении, затворял за собой калитку, скрип ее услышал обитатель северного шпиля.
— Доброго утра, дядюшка Веннер! — сказал художник, выглянув из окна. — А что, еще никто не встал?
— Не видно ни души, — ответил старик. — Но это и не удивительно. Еще только полчаса прошло после восхода солнца. Но я очень рад, что увидел вас, мистер Холгрейв! На той стороне дома странная какая-то пустота, как будто там нет больше ни одного живого человека. Передняя часть дома выглядит гораздо веселее, и цветы Элис распустились после дождя. Если бы я был моложе, мистер Холгрейв, то моя возлюбленная приколола бы к своей груди один из этих цветков, даже если бы я рисковал сломать себе шею. А не разбудил ли вас сегодня ночью ветер?
— Разбудил, дядюшка Веннер, — ответил, смеясь, художник. — Если бы я верил в привидения — я, впрочем, сам не знаю, верю я в них или нет, — то я бы заключил, что все прежние Пинчоны устроили себе пир в нижних комнатах, особенно на половине мисс Гепзибы. Но теперь там опять все тихо.
— Так немудрено, что мисс Гепзиба крепко спит после такой тревожной ночи, — сказал дядюшка Веннер. — Или судья забрал сестру и брата с собой в деревню. Я видел, как он входил вчера в лавочку.
— В котором часу? — спросил Холгрейв.
— Около полудня. Да-да, такое может быть. Оттого и моя тачка осталась без груза. Но я зайду опять днем, потому что никакое кушанье не бывает лишним для моей свинки. Желаю вам приятного утра. Да, мистер Холгрейв, если бы я был молодым человеком, как вы, то я сорвал бы один из цветков Элис и держал его в стакане до тех пор, пока не вернется Фиби.
Разговор на этом прервался, и дядюшка Веннер отправился своей дорогой; с полчаса ничто больше не нарушало тишины семи шпилей; ни один посетитель не заглядывал в них, кроме мальчика, разносчика газет, потому что Гепзиба последнее время регулярно покупала газеты. Потом к лавочке подошла толстая женщина, с чрезвычайной торопливостью, так что даже споткнулась на ступеньке перед дверью. Лицо ее разгорелось от быстрой ходьбы. Она толкнула дверь, но та была заперта, и тогда женщина толкнула ее еще раз с такой силой, что колокольчик неистово зазвенел по ту сторону двери.
— Черт бы побрал эту старуху Пинчон! — пробормотала гостья сердито. — Открыла лавочку и заставляет ждать себя до полудня! Но я или разбужу ее милость, или сломаю дверь!
В самом деле, она толкнула еще раз, и колокольчик, тоже расположенный к вспыльчивости, отозвался так резко, что его звон долетел до слуха одной доброй леди на противоположной стороне улицы. Отворив свое окно, эта добрая леди сказала нетерпеливой покупательнице:
— Вы не найдете здесь никого, миссис Гэббинс.
— Но я должна кого-нибудь найти! — возмущенно воскликнула миссис Гэббинс, нанося колокольчику новую обиду. — Мне нужно полфунта свиного сала, чтобы пожарить камбалу на завтрак мистеру Гэббинсу, так что пускай мисс Пинчон немедленно отворит дверь!
— Но выслушайте меня, миссис Гэббинс! — перебила ее добрая леди. — Она с братом отправилась к своему кузену, судье Пинчону, в его деревню. В доме теперь нет ни души, кроме этого молодого человека, художника, который живет в северном шпиле. Я сама видела, как старая Гепзиба и Клиффорд выходили вчера из дома.
— А откуда вы знаете, что они отправились к судье? — спросила миссис Гэббинс. — Он ведь богач, и они с мисс Гепзибой недавно поссорились из-за того, что он не давал ей денег. Это-то и заставило ее открыть лавочку.
— Это я хорошо знаю, — ответила соседка. — Но они уехали, это верно. Да и кто, скажите, кроме родственника, принял бы к себе в такую погоду эту сердитую старую девицу и страшного Клиффорда? Все именно так, как я говорю, будьте уверены.
Миссис Гэббинс пошла в другую лавочку, не перестав, однако же, сердиться на Гепзибу за ее отсутствие. С полчаса, а может быть, и дольше на улице у дома царила такая же тишина, как и внутри. Впрочем, вяз тихо качал своими роскошными ветвями на ветру, который почему-то дул только в этом месте. Рои насекомых весело жужжали под его густой сенью. Одинокая маленькая птичка с бледно-золотистыми перьями опустилась на цветы Элис.
Наконец наш маленький знакомый, Нед Хиггинс, появился на улице; он направлялся в школу, и так как за эти две недели у него впервые появилось еще несколько пенни, то он никак не мог не зайти в лавочку Дома с семью шпилями. Но лавочка была заперта. Долго он стучался в дверь с настойчивостью ребенка, преследующего важную цель, но напрасно. Он, без сомнения, мечтал о слоне или, может быть, намерен был съесть крокодила. В ответ на его усилия колокольчик изредка откликался умеренным звоном, но, разумеется, не доходил до того исступления, в которое привела его толстая миссис Гэббинс. Держась за ручку двери, Нед заглянул в окно лавочки и увидел сквозь прореху в занавеске, что внутренняя дверь, ведущая в коридор, была затворена.