Дом с волшебными окнами. Повести
Шрифт:
Скрипка в руках у Нины звучала так поэтично и своеобразно, что это почувствовали даже малыши. Нине долго хлопали, хотя это не полагалось на школьных концертах. Нина улыбалась и кивала чёрной головкой.
— Концерт окончен, — сказал Семён Ильич, оборачиваясь к публике. — Прошу, товарищи, не дожидаться отметок. Дети узнают их в классах… Ребятки, по домам, по домам!
Семён Ильич говорил это после каждого концерта, и почти никогда его не слушались. Всем не терпелось узнать оценку комиссии — взрослым, может быть, больше, чем детям. А
Марина и Галя грызли яблоки и, сидя на скамейке, болтали ногами, как маленькие.
— Тебе, наверно, пять, — говорила Марина, — а мне, скорей всего, четыре или четыре с плюсом. Знаешь, я ведь в одном аккорде сфальшивила, а в «Прялке» чуть не спуталась! Пальцы бегут-бегут, невозможно остановиться — и, чувствую, сейчас собьюсь!
— Нет, ты хорошо сыграла. А у меня, знаешь, вторая вариация не очень хорошо получилась — ты заметила? Вдруг ля спустилось — что тут делать? Хорошо, что к самому концу. А перед третьей вариацией мне Алексей Степаныч настроил.
— Галя, а как ты думаешь, почему приходил этот мальчик?
— Какой мальчик?
— Ну, этот, Коля Гриненко. Знаешь, Галя, тут, по-моему, не обошлось без Алексея Степаныча. Он что-то с ним говорил после первого отделения.
— Да зачем Алексею Степанычу этот Коля? Вот не понимаю! — удивлённо сказала Галя.
— Ну, как ты не понимаешь, ведь он — Лёнин товарищ.
Галя покачала головой.
— Уж этот Алексей Степаныч! — сказала она покровительственным тоном, как будто она была взрослой, а её учитель — мальчишкой.
— Идут! — закричала Шура, вбегая в приёмную.
Двери зала открылись, и оттуда вышел Семён Ильич. В руке у него был мелко исписанный листок.
Семёна Ильича сейчас же обступили со всех сторон дети и взрослые.
— Дети, — сказал Семён Ильич, оглядев столпившихся вокруг него ребят, — я должен вас предупредить, что оценки в этом году будут очень строгие, гораздо более строгие, чем раньше. Пятёрку мы будем ставить лишь за безукоризненное исполнение. А некоторые из вас лентяйничают и думают, что никто не заметит этого. Вот Витя Григорьев, например, сыграл неплохо, но ведь это очень лёгкая для него вещь, а более трудную он поленился выучить. Или Лёня Гаврилов — пропустил целый месяц занятий…
Семён Ильич поискал глазами Лёню и, не найдя его, поднёс к глазам листок и начал читать:
— «Боря Астахов — четыре с плюсом. Наташа Бовицына — четыре с минусом. Митя Васильев — три с плюсом…»
— Ой, какие отметки! — не выдержав, шепнула Шура.
На неё зашикали. Все боялись пропустить кого-нибудь.
Оценки были, правда, невысокие: «чистой» пятёрки не получил никто. Самой высокой оценкой оказалась пятёрка с минусом, и её получили четыре ученика: один маленький мальчик из первого класса — тот самый, чья игра понравилась Коле Гриненко, шестиклассница — китаянка Нина Ли и две девочки из пятого класса: Галя Бармина и Марина Петрова.
43. ПОСЛЕ КОНЦЕРТА
— Ну что ж, Марина, ты довольна? Или тебя смущает минус? — спросил Алексей Степаныч Марину на первом после концерта уроке.
— Немножко смущает, Алексей Степаныч, — созналась Марина.
— Ты играла хорошо, — сказал Алексей Степаныч. — Молодец! Но хотелось бы ещё немного больше жизни и движения в музыке. И потом, Марина, я хотел бы уже услышать в твоём исполнении не только меня, твоего учителя, а ещё и тебя самоё, Марину Петрову. Понятно? Не очень? Ну, потом поймёшь… Так вот что, Марина, серьёзной пьесы ко второму школьному концерту я тебе пока не дам — подберу через некоторое время…
— А концерт? Алексей Степаныч, ведь Лёня уже сыграл его!
— Погоди, погоди с концертом. Будет и концерт.
И Алексей Степаныч, словно не замечая огорчения Марины, стал перебирать на столе ноты.
— Вот тебе замечательная пьеса, — сказал он, подавая Марине написанный от руки нотный листок. — Её сочинил один молодой советский композитор, мой друг. Эта пьеса ещё не напечатана, ты первая будешь её играть, и он придёт слушать тебя. Гордись этим!.. А вот пьеса…
Алексей Степаныч заговорщически оглянулся вокруг. В классе, кроме него и Марины, никого не было.
— Эту пьесу мы с тобой будем готовить сверх программы, — сказал он, — сверх всякого плана, понятно? Это будет наша сдобой тайна. Смотри не болтай никому. Если сыграешь её по-настоящему — знаешь, какая это будет наша с тобой победа!
Марина раскрыла ноты и вся вспыхнула.
— Алексей Степаныч!.. — только и могла сказать она.
— Что, испугалась? — усмехнулся учитель.
— Алексей Степаныч, ведь это Катя Зейчук играла! Ка-тя! На отчётном концерте в Большом зале консерватории!
— Вот и тебе бы неплохо там сыграть, — сказал Алексей Степаныч. — Ну, прячь, прячь и никому не показывай. Заниматься этой пьесой будем сверх программы, — так что про этюды и про гаммы не забывай. Ступай себе домой — вон консерватория идёт.
Действительно, в класс входили Сашенька и Оля — неразлучные малыши с игрушечными скрипочками в руках.
44. ТАЙНА МАРИНЫ
Так появилась у Марины тайна. Конечно, это была не такая тайна, как в старинных романах, с таинственными подземельями, замками и всякими приключениями.
И всё же это была тайна: от всех учеников и даже от лучшего друга — Гали.
Одна Елена Ивановна была посвящена в эту тайну, но отнеслась к ней как-то несерьёзно.
Марину это обидело. Как, даже мама сомневается в её силах? Так нет, вот же она всем, всем докажет! Ведь сумела она за несколько дней до концерта так доработать свои пьесы, что даже Алексей Степаныч удивился.
Хорошо, что Алексей Степаныч не велел никому рассказывать: у Марины есть теперь своя тайна, а с тайной ещё интереснее жить на свете.