Дом слёз
Шрифт:
– Ладно-ладно, как-то заумно все это. Просто скажите мне, как отсюда выбраться?
– Словами невозможно описать, – спокойно ответил Винсент. – Пройдет некоторое время, прежде чем ты освоишься в доме слез. Я прекрасно понимаю, незнакомое место похоже на неразношенные ботинки: давит и трет со всех сторон. Но выбора у тебя нет. Просто информирую, что я тебе здесь не приятель. Моя задача – следить за порядком и рассказывать об устройстве дома новоприбывшим.
– Ага, понял. Вас бессмысленно допытывать.
– Абсолютно верное заключение, – согласился Винсент. – Рекомендую оставить время разочарований
– Ну разумеется, – сказал я. – Как скажите, господин Винсент.
Зрение практически вернулось ко мне. Мы стояли в длинном прямоугольном помещении, растянувшемся, как мне показалось, на целую милю. На ровных, покрытых белым глянцем стенах висели странные картины. Походя мимо них, на секунду я улавливал собственное отражение. Например, вместо лица Наполеона видел свое собственное, – издевательски довольное и преувеличенно-приветливое. Между картинами, как солдаты во фронт, тянулись двери, довольно низкие, в них бы не смог свободно войти человек ростом выше ста восьмидесяти сантиметров. Над дверьми висели миниатюрные лампочки, отталкивающие приятным голубым светом темноту. И больше ничего. Ни номеров, ни других опознавательных знаков. Только тихий, практически бесшумный плач доносился сквозь стены. Будто тысячи мертвых душ, пытающихся вернуться в мир живых, были замурованы под толстым слоем старого дерева.
Я чувствовал себя особо уязвимым в этом месте. Как человек без кожи. Как человек без зрения, который идет вслепую до первого оврага. Несмотря на белый глянец, бросающийся в глаза, здесь было очень мрачно, темно и сыро.
– Холодно, – пожаловался я. – Можно мне потеплее одежду?
– Она тебе не понадобится. – ответил Винсент. – Когда ты начнешь умирать, тебе будет не до температурных условий. Эти стены поглотили крики сотни людей. А пол, на котором ты стоишь, впитал слёзы самых маленьких, даже еще не осознавших свою участь, одиноких детей. И никто из них не жаловался на холод.
Винсент взял меня за шею и грубо подтащил к стене.
– Прислушайся хорошенько, – приказал он. – И ответь, до сих пор ли тебе холодно?
Винсент прижал мое лицо к стене. И тогда я ощутил, как внутри старого и изношенного дерева, покрытого тонким слоем глянца, кипит горячая кровь, обжигая мое лицо.
– Отвечай, – сказал Винсент. – Как тебе?
Я попытался выбраться из хватки Винсента, но тот сжал руку на шее еще сильнее.
– Отвечай мне, – повторил Винсент. – Тебе все еще холодно?
– Нет, – сдавшись, проговорил я. – Не холодно!
– Ну хорошо, – удовлетворенно кивнул Винсент. – Тогда представим, что этого диалога не было. Знай, что в доме лучше не лить слёзы понапрасну. Пройдем дальше.
Теперь Винсент точно дал понять, что он мне не союзник. Собравшись с силами, я задал главный вопрос:
– Где я буду жить?
– Ты можешь выбрать любую комнату для своего проживания, – сказал Винсент. – До тебя на сто двадцать седьмом этаже жил Джон Форд. Так как он завершил свое превращение вчера в ресторане, я еще не успел забрать его вещи.
– Джон Форд жил здесь? Можно тогда… другой этаж? Мне не по себе после той ночи.
– Нет. Нельзя.
– Ну что ж, хорошо. Господин Винсент, проинформируйте меня тогда, зачем здесь так много комнат, если я буду жить один?
– Комнаты отличаются по функциональности. Думаю, ты уже догадался, что этот дом живой. Он состоит из маны людей. Каждая его комната – это отдельный музей воспоминаний. Поэтому не вздумай здесь ничего ломать, закончится очень плохо. Для тебя.
– Я, конечно, ничего ломать не буду. Чужое имущество там, и все такое. Только подскажите, где здесь выход на первый этаж?
Винсент удивленно взглянул на меня.
– На первом этаже нет ничего интересного. Зачем тебе туда?
– Мне просто любопытно, я живу на самом верхнем этаже? Здесь сто двадцать семь несчастных, приговоренных к обитанию внутри этого… живого существа? И все из моего города? Если это правда, то очень интересно, кто же находится на первом этаже.
– Там живут люди в возрасте, – немного помедлив, сказал Винсент.
– Вот как… А на самых последних, как я понимаю, дети?
– Молодые люди, – поправил Винсенст.
Если этот монстр в человеческой обертке не хочет мне говорить, как отсюда выбраться, я разузнаю все у других. Нужно вытрясти из него побольше информации.
– Мне можно ходить по другим этажам? – осведомился я.
– Такая возможность есть у людей, прошедших первые метаморфозы.
– И когда наступают эти ваши метаморфозы?
– Дому необходимы сильные эмоции, сопровождаемые слезами. Он питается ими. Как только он получит необходимую энергию, носитель слез впадет в транс, заснет. А как проснется, получит новые… способности. И так будет продолжаться до тех пор, пока носитель окончательно не перевоплотится.
– Чем питается дом? Слезами? – удивленно переспросил я.
– Ты все правильно услышал. Слезами.
– Почему именно ими?
– Так решил архитектор, создавший это место. Если подвернется случай и ты с ним встретишься, Колин, то можешь спросить, почему он выбрал именно слезы.
– Не понимаю, господин Винсент. Это вы так пошутили?
Винсент ничего не ответил. Он резко остановился, повернул ручку одной из дверей и жестом пригласил меня внутрь. В комнате были широкая двуспальная кровать, два высоких стула, огромный длинный стол, подогнанный к углу комнаты, покрывало из натурального кроличьего меха, потолок и стены, выкрашенные белой глянцевой краской. Четыре старинные картины, по одной на каждую стену. «Дорога с кипарисами и звездой» Ван Гога. «Закат» Фердинанда дю Пюигадо. «Театр абсурда» Михаила Хохлачева. «Над городом» Марка Шагала. И в этих картинах было нечто живое и пугающее. В разноцветной краске шумела теплая кровь.
– Все комнаты похожи, – сказал Винсент. – Поэтому нет смысла останавливаться на каждой.
– Ну хорошо. Тогда я остаюсь здесь. Только все не могу понять, зачем мне давать в распоряжение целый этаж? Это же непрактично.
– Скоро ты все поймешь, Колин Вуд. Чтобы осознать свое место среди монстров, нужно провести некоторое время в доме.
– Просто отлично. Как видите, вещей у меня нет. И так как остальное я пойму сам, вы уже можете оставить меня одного?
Винсент кивнул и в следующую секунду испарился, оставив после себя противный запах горелой кожи. Как назло, здесь не было окна, чтобы проветрить комнату. Конечно, монстры ведь терпеть не могут солнечный свет. Эти поганцы все предусмотрели, я теперь даже не узнаю, какое время суток.