Дом у Русалочьего ручья
Шрифт:
— Хороший план, малышка. — Он снова посмотрел на Фиби. — Ты в порядке?
— Да, план у вас чудесный. Давайте-ка идите.
Мерфи продолжал стоять в дверях, забыв о Берд, повисшей у него на руке. Проницательный взгляд его серых глаз внимательно изучал Фиби, пока он сочувственно выговаривал:
— Так ты в порядке, детка? Если у тебя жар, не надо спускаться вниз. По-моему, ты кошмарно обгорела, ты вся красная. Будет ужасно, если ты заболеешь.
— Нет, — Фиби заскрипела зубами, — у меня нет температуры, и я не заболела. Я чувствую себя великолепно
— Ну, разумеется. — Он повернулся к Берд. — Твоя мама всегда такая ласковая по утрам?
Девочка кивнула и еще сильнее сжала руку Мерфи.
— Да, пока не выпьет кофе. Женщины семьи Макаллистер всегда нуждаются в кофе.
Фиби натянула простыню на голову и прошипела:
— Идите оба отсюда. Быстро!
— Маме будет лучше после кофе.
— Надеюсь, что так! Мне жаль, что ты не в духе, Фиби. Наслаждайся своим кофе, хотя он и без кофеина, и своим одиночеством. Пошли, Берд.
В его голосе звучала ирония, и Фиби знала, что если высунется из-под простыни и посмотрит на него, то покраснеет, как мак. Ему всегда удавалось оконфузить ее!
А он определенно задался этой целью, чтобы… Она не знала, зачем. Однако его поведение по отношению к ней явно и значительно изменилось, после того как они вчера расстались на крыльце.
— Увидимся внизу.
Дверь наконец захлопнулась, и Фиби поднялась за кружкой кофе. Усевшись по-турецки на голом полу, она поднесла чашку к носу и с наслаждением втянула аромат. Какое наслаждение! Каким бы ленивым ни был Мерфи, кофе он сварил мастерски!
Внезапно дверь снова приоткрылась, и появилась голова Мерфи.
— Ты в порядке? Не тошнит или что-нибудь в этом роде?
— Я тебя ненавижу, — спокойно ответила она, снова с наслаждением вдыхая запах кофе.
— Пей, пей, детка. Ты будешь обожать меня, когда увидишь дно этой чашки. И, кстати сказать, это твое красное неглиже слишком большое испытание для мужского глаза.
— Кофе спас твою жизнь, Мерфи, но все равно, не забывайся. — Она сделала большой глоток. Виноват был божественный напиток или Мерфи, она не знала, но чувствовала себя, как котенок на солнцепеке, так что с трудом могла удержаться, чтобы не потянуться, лениво и с наслаждением. — Я уже месяц не пила кофе по утрам. По-моему, тут все же есть немного кофеина.
— Ни грамма.
— Мерфи!
— Иду, Берд, не спеши. — Его глаза по-прежнему неотрывно смотрели на Фиби. Только взгляд этих серых глаз был сегодня очень теплым.
Сердце Фиби отчаянно забилось, а руки задрожали.
— Мерфи, не смотри на меня так.
— Мне нравится смотреть на тебя. — Его голос прозвучал глухо, точно исходил из самых потаенных глубин его души. — Я не могу не смотреть на тебя так, Фиби.
— Не надо. — Горло ей сжал спазм. — Это как…
— А как я смотрю на тебя, Фиби?
— Ты сам знаешь, — прошептала она едва слышно.
Горло у нее пересохло от желания, которому не было места в этом доме и вообще в ее жизни. Желание осталось там,
Оказывается, ошибалась.
И чем дольше Мерфи смотрел на нее потемневшими глазами, тем настойчивее Фиби спрашивала себя, как она сможет жить в его доме, рядом с ним, еще две недели.
А она-то надеялась, что ей удастся справиться с Мерфи!
Да ей не под силу теперь справиться даже с собственными чувствами!
Она вцепилась в кружку дрожащими пальцами.
— Как же все-таки я смотрю на тебя? — снова спросил он и, пошире открыв дверь, сделал шаг в комнату.
Она видела, как на его щеки медленно наползает темный румянец.
В этот момент снизу, из кухни, донесся слабый смех Берд.
Глава четвертая
Мерфи пришло в голову, что никогда еще он не видел ничего более прекрасного, более трогательного, чем Фиби, залитая утренним солнцем, с копной вьющихся волос и исключительно мягкой, нежной свежей кожей, в шелковом ночном одеянии.
Заботы заострили скулы на ее лице, положили густые тени под глазами. Мерфи невольно протянул руку, точно хотел стереть эти приметы усталости. Вчера искусно наложенная косметика скрыла от него тревожные симптомы, хотя он, конечно, заметил изгрызенные ногти и признаки начинающейся мигрени. Однако теперь, в немилосердно ярком свете утра он увидел то, чего не рассмотрел накануне вечером.
Фиби Чепмен Макаллистер выглядела такой измученной, что он не удивился бы, если бы легкий летний бриз сдул ее, как пушинку. Те двенадцать часов, которые она проспала, оказались явно недостаточными, чтобы вернуть природный румянец на ее осунувшееся лицо. Было совершенно очевидно, что она держит себя в руках только крайним напряжением воли и что эта воля уже почти исчерпана, так что Фиби опасно приблизилась к порогу полного физического истощения.
А он еще вчера вечером вел себя, как последняя скотина!
Мерфи сжал губы — нет, ему не может быть прощения! Его вчерашнее поведение нечем оправдать.
Хрупкая, как треснувшее стекло, — такой была Фиби этим утром.
Он бессильно уронил руки — несмотря на эту трогательную хрупкость, Фиби оставалась женщиной, сводившей его с ума и будившей в нем ярость. Женщиной с копной темных непокорных волос, в нелепой шелковой ночной рубашке, обольстительно облегающей изгибы ее тела, так что, казалось, нежный жар ее кожи сквозил в темных бликах материи.
Это была женщина, возбуждавшая его, и он почувствовал, как кровь вскипает в его жилах.
Больше того, она, похоже, знала это.
Ее дрожащие руки и расширившиеся глаза подсказали ему: она поняла, что именно заставило его замереть на пороге ее комнаты. Участившееся дыхание и напрягшаяся грудь красноречивее слов говорили о том, чего сама Фиби никогда бы не осмелилась произнести вслух: она отвечала на его чувства.
Было опасно стоять тут столбом и смотреть на ее бледное лицо, на ее зовущее тело, пробуждающее в нем мужчину.