Дом ужасов
Шрифт:
Призрак находился в будке кассира, высыпал в ящик для сдачи четвертаки, десяти и пятицентовики. Его бесцветные глаза поблескивали отсветом серебряных монет.
— Они собираются открыть ворота на полчаса раньше, — сообщил Призрак. — Все готовы взяться за дело, и, говорят, у ворот уже целая толпа жаждущих попасть к нам.
— Похоже, неделя будет удачной.
— Да, — Призрак провел рукой по белоснежным волосам. — У меня такое же ощущение. Может, тебе даже выпадет шанс вернуть долг.
— Что?
— Я про женщину, у которой ты в долгу, — пояснил Призрак. — Ту, чьих детей ты ищешь. Может, тебе повезет и ты найдешь ее здесь.
— Да, —
В понедельник в половине девятого вечера Эллен Харпер сидела в гостиной своего дома на Кленовой аллее, пытаясь прочитать статью в последнем номере «Редбук». Сосредоточиться не могла. Всякий раз, доходя до конца абзаца, не могла вспомнить, о чем в нем шла речь, и ей приходилось возвращаться к началу. Наконец она сдалась и начала пролистывать журнал, глядя только на картинки, не забывая прикладываться к высокому стакану с водкой и апельсиновым соком.
Хотя час был не поздний, она уже прилично набралась. Но расслабление все не приходило. Только отупение. Но и отупела она еще не столь сильно, как хотелось.
В гостиной она сидела одна. Пол работал в мастерской. Эллен знала, что вернется он, как обычно, только к одиннадцати, чтобы посмотреть вечерние новости, а потом ляжет спать. Джой был у себя, тоже трудился над моделью, пластиковым Лоном Чейни из «Призрака оперы». Эми сидела в своей комнате тихо, как мышка. После возвращения от доктора Спенглера она спустилась вниз только к обеду.
Эта девчонка. Эта паршивая, дерзкая, распутная девчонка — беременная!
Разумеется, результата теста они еще не получили. На это требовалась пара дней. Но Эллен знала. Ее дочь забеременела.
Журнал зашуршал в трясущихся пальцах Эллен. Она отложила его в сторону и пошла на кухню, чтобы наполнить опустевший стакан.
Ее крайне тревожила щекотливая ситуация, в которую она попала. Она не могла позволить Эми оставить ребенка. Но если бы Пол узнал, что она без его ведома устроила дочери аборт, его бы это не порадовало. Дома он, по большей части, не лез ни в какие семейные дела, позволял ей принимать все решения, которые касались как домашних проблем, так и вообще их жизни. Но мог сказать свое веское слово, если его очень уж сильно доставали, и в тех редких случаях, когда выходил из себя, очень жестко настаивал на своем.
Если бы Полу стало известно об аборте после того, как его сделали бы Эми, он пожелал бы знать, как и почему она такое одобрила. И ей, чтобы оправдаться, предстояло привести очень убедительное объяснение. В данный момент Эллен понятия не имела, что она скажет мужу, если тот узнает про аборт.
Двадцатью годами раньше, когда она выходила замуж за Пола, ей следовало рассказать о том годе, который она провела в передвижном парке развлечений. Рассказать о Конраде и об отвратительной твари, которую она родила. Но она не сделала того, что следовало сделать. Не решилась. Скрыла от Пола правду. Испугалась, что он почувствует к ней отвращение и бросит, узнав о ее прошлом. Но если бы тогда, в самом начале их отношений, она бы все ему рассказала, то сейчас не попала бы в столь серьезную передрягу.
Не раз и не два во время их совместной жизни она была на грани того, чтобы открыть мужу свои секреты. Когда он заводил разговор о большой семье, на кончике ее языка уже вертелись слова: «Нет, Пол. Я не могу иметь детей. Видишь ли, я уже родила одного, и ничего хорошего из этого не вышло. Только плохое. Это был кошмар. Я родила что-то нечеловеческое. Оно попыталось меня убить, так что мне пришлось убить его первой. Может, причину появления на свет этого отвратительного младенца нужно искать в поврежденных генах моего первого мужа. Может, на моем генетическом вкладе никакой вины нет. Но я не могу пойти на такой риск». И хотя ей многократно хотелось сделать такое признание, она ни разу не озвучила его, более того, придерживала язык, наивно полагая, что все как-то образуется.
Потом, беременная Эми, она чуть не сошла с ума от тревоги и страха. Но девочка родилась нормальной. Какое-то время, несколько благословенных недель, она испытывала безмерное облегчение. Все сомнения насчет собственной генетической полноценности рассеивались как дым при виде этого розовенького, здоровенького, абсолютно нормального человеческого дитя.
Но достаточно быстро в голову Эллен пришла мысль, что у выродков отклонения от нормы могут быть не только физическими. Недостатки эти, отличающие выродка от нормального человека, могли находиться исключительно в мозгу. Ребенок, которого она родила от Конрада, был не просто уродом. У него и разум был нечеловеческим, он буквально излучал зло, так что тот ребенок был монстром во всех смыслах этого слова. А вдруг у этой девочки разум такой же, как был у Виктора, пусть никаких внешних отклонений от нормы нет? Может, червь зла угнездился в ее разуме, где его никто не может видеть, затаился там и ждет удобного момента, чтобы выползти наружу?
Мысль эта жгла, как кислота. И от счастья Эллен, от ее оптимизма не осталось и следа. Скоро гуканье младенца перестало ее радовать. Она неусыпно наблюдала за дочерью, гадая, каких неприятных сюрпризов можно от нее ждать. Вдруг эта милая девочка, когда подрастет и станет сильной, как-нибудь ночью прокрадется в спальню к родителям и убьет их во сне?
А может, безумна она сама. Может, ребенок у нее совершенно нормальный, а вот с головой у нее явный непорядок. Эта мысль приходила к Эллен довольно часто. Но всякий раз, сомневаясь в своем психическом здоровье, она вспоминала ту кошмарную ночную битву со злобным, жаждущим крови отродьем Конрада, и эти жуткие, яркие воспоминания всегда убеждали ее, что повод для тревоги и страха у нее очень даже веский.
Не так ли?
Семь лет она сопротивлялась желанию Пола завести второго ребенка, но забеременела, несмотря на все меры предосторожности. Вновь прошла через девять месяцев ада, гадая, что за странное существо растет в ее чреве.
Джой, разумеется, родился нормальным маленьким мальчиком.
Внешне.
Но внутри?
Этого она не знала. Наблюдала, ждала, боялась самого худшего.
И по прошествии стольких лет Эллен не знала, что думать о своих детях.
Так что жила она словно в аду.
Иногда ее переполняли гордость и любовь. Она хотела обнимать их, целовать, прижимать к груди. Хотела отдать им всю любовь, которой они не видели от нее в прошлом… Но после стольких лет постоянных подозрений обнаружила, что ей просто не под силу раскрыть им свои объятия, сократить до нуля то безопасное расстояние, на котором она их всегда держала. Иногда она сгорала от любви к Джою и Эми, страдала от любви, которую не могла выплеснуть на них, плакала ночью тихонько в подушку, чтобы не разбудить Пола, скорбя по своему холодному, мертвому сердцу.