Дом, в котором я тебя потеряла
Шрифт:
Я устало зевнула и потянулась за телефоном, чувствуя, как хрустит каждая косточка. На экране высветились цифры – полседьмого утра. Чудненько. Вторая ночь, которую мы ночуем не вместе. Хоть пришел и на том спасибо. Я невольно почувствовала облегчение и даже радость. Главное, что пришел.
– Ужин уже стух, а вот завтрак еще только ожидается, – спокойно ответила я, стараясь не показывать этого облегчения. Истинные леди не показывают своей радости.
Кричать и устраивать истерику тоже не хотелось. Три года совместной жизни дали понять, что крики бесполезны в лечении подобных эксцессов.
Первым делом, дойдя до кухни, я набрала воду в чайник и поставила его на плиту. Закоренелый кофеман внутри меня жаждал кофе и был готов убивать за него. Сзади неуверенно и пьяно топтался Тимур, громко сопя и не зная, что делать. О его ноги терлась Милка, наша серая дворянка, подобранная у подъезда три года назад. Теперь она рисковала быть задавленной.
– Может, спать пойдешь? – не выдержала я, повернувшись к Тиму. Я разбужу, как будет всё готово.
– Да не готовь, тебе же на работу скоро, – заплетающимся языком проговорил Тимур.
Надо же, видимо совесть брала верх над «джентльменскими» качествами.
– Сегодня воскресенье, слава Всевышнему, – я подняла глаза к потолку. И сразу же заметила паутину в углу. Надо бы убрать.
– Хорошо, – кивнул Тим, пьяно моргнув и попытавшись улыбнуться как можно добрее, – я тогда пойду, вздремну.
– Отличная идея, – энергично кивнула я.
Тим, шатаясь, вышел из кухни. Чайник засвистел, и я с нетерпением схватила банку с кофе. Спустя минуту мои дрожащие руки уже сжимали кружку с дымящейся черной жидкостью. Я сделала глоток, чувствуя, как кофеин растекается по крови живительным теплом. Боже, ты наградил меня за страдания. На этом подарки судьбы не закончились – раздался раскатистый храп Тима.
Вместе с чашкой я вошла в зал, где и распростёрлось тело любимого. До спальни он не дошел, и теперь вся комната наполнялась запахами перегара, но мне уже было всё равно. Главное, что все теперь дома и всё хорошо. Я почувствовала неожиданное спокойствие после целой ночи в страхе, что больше мы не увидимся. Осталось только тихое утро.
Миновав храпящее на диване тело, я вышла на балкон. В туманной дымке на горизонте едва забрезжил медовый свет восстающего из забытья солнца – так мое воображение нарисовало картину рассвета. Но на самом деле всё, что открывалось взору с балкона – это окна многоэтажки через дорогу. И кусочек серого неба. Я обреченно вздохнула и сделала новый глоток. Что ж, это тебе не окрестности Сортавалы.
И я невольно вспомнила утро в нашем старом доме. Перезвон птиц, шум тарелок доносится с кухни, моя детская комната, пропахшая лавандой и деревом. Я повела носом, представляя всё это с закрытыми глазами, и почувствовала запах искусственного меха моего розового зайца Банни. Да, он неизменно ассоциировался с домом и детством.
Я открыла глаза и нахмурилась, вспоминая, как при отъезде из Карелии мне не дали его забрать с собой. Я вопила как одержимая, рвалась к дому и пинала держащую меня тетю Веру, но её железная рука лишь уверенно вела меня к машине. «Пойдем, Алиса, бабушка ждет тебя», – говорила она спокойно
Банни остался там. Пожалуйста, можно его забрать? Умоляла я уже под конец, устав от собственного крика.
– Мы не можем, – сказала Вера, заталкивая меня в машину. – Он отдыхает дома. Как всё закончится – мы его заберем.
Я поверила ей тогда, но Банни так и остался в доме. Это возникшее воспоминание теперь не давало мне покоя. Почему Вере так не хотела возвращаться за игрушкой? Словно ей не хотелось оставлять мне что-либо, напоминавшее о доме. Я потёрла глаза холодными пальцами, стараясь успокоиться.
Зайдя обратно в комнату и сев в кресле рядом с диваном, на котором спал Тимур, подложив под голову сложенные руки, я закрыла глаза, вновь и вновь представляя дом. Таким, каким я его запомнила до пожара.
Небольшой, уютный, спрятанный укромно среди сосен, двухэтажный дом в бежево-коричневых тонах. Эркер с кружевами лепнины, деревянная скамейка на веранде, красная герань в кашпо, брошенный велик на газоне и игрушки в песочнице. Любимый семейный дом, который строили на века и трепетно хранили для нас, будущих поколений.
Когда машина увозила нас с тетей Верой от дома, я видела его в последний раз. Полусожженым, с пустыми черными глазницами, но продолжающего надежно и крепко стоять, словно прошедший войну солдат. И он до сих пор ждет меня.
Я открыла глаза, судорожно вздохнув. Нет, Алиса, ты не будешь плакать. Достаточно уже слез по гибнувшему наследию. Я ничего не могу с этим сделать. Надо просто смириться и жить дальше. Хотя бы ради нашей семьи.
И всё же в голову закралась мысль попросить Веру сфотографировать дом. Я отбрасывала эту идею, но она продолжала атаковать мою голову. Общения с тетей мне не хотелось, но желание увидеть дом снова победило. «Позвоню завтра», пообещала я самой себе.
Солнце тем временем поднималось всё выше, и город начинал всё активнее шуметь. Я почувствовала пустоту в желудке. Милка, словно угадав мои мысли, требовательно мяукнула, восседая на спине неподвижного тела Тимура. Я вздохнула и обречённо поднялась, двинувшись на кухню. Пора уже всех нас покормить.
Я успела не только покормить кошку, но и сама поесть два раза, прежде чем Тимур восстал из параллельного мира. Взлохмаченный, с обострившимися скулами, темными кругами под несчастными голубыми глазами, он с трудом поднялся с дивана, мутно взглянул на меня, мирно поедающую орешки за ноутбуком, и молча скрылся в ванной. Спустя полчаса вышел оттуда почти похожим на себя.
– Привет, – сказал Тим, встав рядом.
Я в ответ кивнула, продолжая смотреть в экран. Говорить с ним мне особо не хотелось. Во-первых, этот разговор обречён на скандал, во-вторых, ничего нового я уже не услышу. Тимур некоторое время помялся рядом, затем присел на краешек дивана, как испуганная школьница в кабинете директора. Длинная шея, черные взъерошенные волосы и угловатые плечи. Есть в нем что-то трогательное и немного детское. Я невольно потянулась вперед, чтобы поправить вечно торчавший вихор на голове. Тим улыбнулся. На его веснушчатом лице обозначились ямочки. Он осторожно поцеловал меня в щеку, наклонившись вперед.